Пять шагов навстречу (СИ)

Трикси скрещивает руки под грудью и иронично выгибает бровь. Подмигиваю ей и начинаю собирать постель. Несколько секунд она молча стоит за моей спиной, а следом подходит и начинает снимать наволочку с подушки. Поджимаю губы, сдерживая улыбку. Мне нравится её стремление помогать. Но ещё мне нравится то, что это хорошая возможность поймать её. Сворачиваю одеяло и кладу его на край дивана, секунда, и она снова в моих руках.

— Так нечестно!

— Ты тоже нападала со спины, всё вполне честно, — смеюсь я, падая на диван.

Трикси извивается, но я не позволяю ей уйти. Закидываю ногу на её бедро и прижимаю к себе, сжав запястья за спиной. Наши глаза напротив друг друга, а тяжёлое дыхание опаляет лица.

— Целуй, ты же этого хочешь, — говорит она.

— Думаешь, я поверю? — усмехаюсь я. — Я уже сделал эту ошибку, ты укусила меня.

— Чего тогда ты хочешь?

— Чтобы ты рассказала что-то о себе.

— Задавай вопрос, и я решу, отвечать на него или нет.

— Почему ты не была в отношениях?

— Я уже говорила. Я постоянно переезжала за родителями, у меня не было возможности к кому-то или чему-то привязаться.

— Почему ты переезжала?

— Потому что хотела и хочу быть ближе к родителям.

— Почему твой отец не приехал?

— Потому что он не может.

— Семья всегда должна быть в приоритете.

— Он. Не. Мог.

Странная эмоция боли, которую улавливаю в её глазах — пугает меня. Я не верю, что он не мог. Для меня это просто непонятно. Отец всегда по возможности брал нас с собой. Мне не хватит пальцев на руках и ногах, чтобы посчитать количество раз, когда мы были с ним. И я точно знаю, что он сам хотел этого, мы чувствовали его желание и радость. Если не получалось, то мы всегда встречали его в аэропорту. Это почти как традиция: неважно, улетал я или отец, семья всегда встречала нас в стенах аэропорта. Мне не нравится, что отец Трикси не делает того же. Я не знаю другого формата семьи, где кому-то плевать на родителей или на детей.

— Почему он не мог? — хриплю я, стараясь не сжимать из-за ярости руки Трикси так, чтобы на запястьях остались следы.

Девушка бегает глазами, и её нижняя губа начинает дрожать. Это чертовски дерьмово, у меня сотня вариантов от самых простых до неприятных.

— Потому что мёртвые не могут это сделать! — громко шепчет Трикси.

Словами, она выбивает из моей грудной клетки абсолютно весь воздух. На несколько секунд, я застываю и смотрю в её глаза, пытаясь найти признаки шутки, но ничего. Она говорит правду. Отпускаю её руки и прижимаю голову девушки к груди. Несмотря на то, что у меня есть отец, я полностью сокрушён. Слова, которые я когда-то не думая бросил в машине, когда она села ко мне, эхом звенят в голове. Она разозлилась, и тогда я увидел в её глазах ту искру ненависти, не понимая, чем заслужил подобное отношение. Всё просто: я ляпнул про её родителей. Сейчас у меня только одно желание — отрубить себе язык. Чувствую, как собственное сердце стучит в груди, и пальцем ощущаю, как бьется пульс Трикси на шее. Мы оба в агонии.

Закрыв глаза, я представляю, что остался без отца. Грудная клетка тут же сжимается, как и сердце внутри неё. Я даже не хочу думать, что его не будет в моей жизни. Он — всё для меня. Пример для всего. Я не могу и не хочу думать, что его не станет. Это выворачивает наизнанку, и я сам готов загнуться пополам.

— Давно? — тихо спрашиваю я, чувствуя мокрую футболку. Конечно, она плачет, у меня были бы те же эмоции.

— Пять лет назад.

— Тебе было семнадцать?

Трикси молча кивает, и мне становится ещё больней. Он не был рядом, когда ей исполнилось восемнадцать; не был рядом, когда она окончила школу, и когда поступила в университет. И сейчас, когда остаётся год до диплома — он не будет присутствовать рядом. Я знаю, как это важно. У неё вовсе не тот милый и нежный женский характер, а боевой отцовский, и я точно знаю, что душой она пошла в отца, если, конечно, её родители не были похожи ещё и внешне.

— Ты можешь не рассказывать мне, — выдыхаю я, понимая, как эти воспоминания могут сожрать заживо.

— В Афганистане. Он поймал пулю прямо в сердце.

Её голос срывается на последних словах, и у меня начинает кружиться голова. У него не было шанса выжить и быть с ней.

— Я не хочу говорить, что мне жаль, но это так и есть, — тихо говорю я, поглаживая её мокрую от слёз щёку.

— Всё в порядке, — хмыкает она, и я прижимаюсь носом к её макушке, втягивая аромат волос, который успел полюбиться.

Крепче обнимаю её и прижимаю к себе. Если Трикси не превратится в лепёшку на диване или не лопнет из-за моего веса, будет чудо, но я не могу отпустить её. Я вообще не хочу отпускать её, и будь моя воля, я мог силой прибить её к себе на последующий остаток жизни.

Подняв голову, она смотрит на меня заплаканными глазами, из-за чего моё сердце сжимается ещё сильней. Дерьмово видеть её такой. Я думал, что Трикси последний человек, кто будет показывать передо мной слабости, но это сближает нас. Перевожу ладонь на щёку и поглаживаю большим пальцем, наслаждаясь касанием к её телу.

— Мы не будем целоваться, — говорит она.