Пять шагов навстречу (СИ)

Мэйсон начинает открыто смеяться, закинув голову назад. И я вновь наслаждаюсь звуками его превосходного и мелодичного голоса. Хочется остановить время на минуту, чтобы коснуться его.

— Давай уйдём, — передразнивает Мэйсон.

— Что смешного? — раздражённо ворчит она.

— Ты дешёвая, Эмили.

Как бы я не относилась к тому и другому, это заставляет меня напрячься и посмотреть в сторону Мэйсона предупреждающим взглядом. Но он не останавливается.

— Что ты рассказала ей? Я хочу послушать это лично.

— Правду.

— У тебя отсутствует понятие правды, ты не знаешь, что это такое.

Эмили сканирует глазами Мэйсона, не торопясь рассказывать при нём то, что оживлённо и с энтузиазмом рассказывала мне. В её глазах застыла непонятная эмоция, которую я не могу раскусить. Очевидно, это страх показаться той, кем она является на самом деле, опустив занавес дружелюбия. Как легко быть одним с кем-то, и другим среди общества. Этим Эмили и Мэйсон похожи. Они нарочито хотят создать тот образ, который им удобен, чтобы люди не видели их настоящих, а знали ту выдуманную сторону, которую они создали. Слишком просто быть кем-то другим, намного сложнее быть собой.

— Кто бы говорил, Картер, — громким тоном, заявляет Эмили.

— Прекратите, — выдыхаю я.

— Расскажи правду, — продолжает Мэйсон. — Насколько ты стала дешевле?

— Не дешевле тебя, — её явно оскорбляет это.

— Прекратите! — настаиваю я.

— Ты шлю… — Мэйсон почти договаривает, но я вовремя закрываю его рот ладонью, и потемневшие карие глаза устремляются на меня.

— Не смей, — качаю головой, отвечая ему предупреждающим взглядом.

Мэйсон убирает мою ладонь от лица, но продолжает держать её в своей. Чувствую покалывания и стараюсь держать себя в руках.

— Ты знаешь, что я говорю правду, — выдыхает он.

— Мне плевать на вашу правду, — отрезаю я. — Ты не можешь так говорить.

— Могу.

— Нет, не можешь.

На лице Эмили буквально написано ликование, но я не разделяю её радости, вырвав ладонь из руки Мэйсона.

— То, что было между вами — осталось в прошлом, если вы хотите решить это сейчас и утвердиться за счёт меня, то можете оба проваливать. Я не собираюсь быть вашим канатом для перетягивания. Мне надоело слушать этот бред. Хотите продолжать — вперёд.

Новая смена дислокации. Сгребаю вещи и поднимаюсь на ноги.

— Я не хочу сидеть рядом ни с одним из вас. Даже не думайте пересаживаться. Разберитесь в себе и друг с другом, — сухо говорю я, взгляд падает на Мэйсона, и я добавляю: — Особенно ты.

Отворачиваюсь и пересаживаюсь на другую сторону аудитории. В итоге, Кортни, Мэйсон и Эмили сидят по разным рядам друг от друга. Но среди все этого стихийного бедствия, которое зародилось вокруг меня, разочаровывает только Мэйсон. Только он способен подорвать всё лишь словами и даже не в мой адрес. Я огорчаюсь, когда слышу гадости, которые он может сказать про кого-то, неважно, говорит ли в нём обида или желание улучшить своё положение в обществе. Он расстраивает меня подобным поведением. Я хочу видеть его настоящим не только когда мы одни, но и когда вокруг нас толпа.

Никто из тройки не торопится разговаривать со мной весь последующий день. Но самое приятное: они больше не бросаются больными словами в адрес друг друга. У человека множество защитных реакций, и каждый из них реагирует по-разному. Эмили превращается в гарпию, Кортни применяет сарказм, а Мэйсон совершенно не думает перед тем, как что-то сказать, либо же он делает это специально, доводя до крайней точки раздражения оппонента. Обычно я — тот человек, который просто уходит, не принимая негатив на себя, но именно с ним не могу держать себя в руках, отвечая тем же. Несмотря на это, он делает меня живой и счастливой.

Остаток дня, я провожу в комнате, готовя работы. И когда они полностью готовы, время достигает только восьми вчера. Телефон появляется в руках, а номер мамы набирается на экране автоматически. Я скучаю по ней.

— Детка, — нежным голосом, в котором слышится улыбка, она приветствует меня так, как называет с самого рождения.

— Мам, — выдыхаю я, радуясь тому, что просто слышу её.

— Как дела?

— Чем занимаешься?

Смеюсь, потому что наши вопросы друг другу звучат в унисон.

— Всё хорошо, делала работы, — говорю я.

— Я только что поужинала и у меня всё чудесно. Ещё у меня есть хорошие новости.

— Например?

— Возможно, я смогу приехать на день Благодарения или Рождество. Одно из двух. Чего ты хочешь больше?

— А можно два?

— К сожалению, нет, — тихо смеётся мама, но я улавливаю нотки грусти в её смехе. — Я рада хотя бы этому.

— Ладно, я могла бы приехать к тебе.

— Боюсь, сюда не летят самолёты и не едут поезда.

— Я могу приехать на машине, — тут же предлагаю я.

— Детка… — я знаю, что это означает: её не выпустят.

— Я знаю, мам, — вздохнув, я вновь мирюсь с тем, что подготовила для меня судьба. — Ты хотя бы приедешь.

— Мэйсон рядом с тобой?

— Нет, он у себя, — это вылетает из моего рта раньше, чем я могу подумать, из-за чего холодок пробегает по спине. Я ненавижу врать маме.

— У себя?

— Мам, я жила у него временно, пока в кампусе были неполадки. Всего лишь неделю, сейчас я снова тут.