Пять шагов по облакам

Вот как получилось. Она все про него знает, и он все про нее знает, и в ее квартире у него есть собственная кружка, собственные полотенца, собственный компьютер и собственная жизнь, которая возможна, только когда она рядом! Ее нет — и жизни нет, все очень просто.

Проще не придумаешь.

Беда, вдруг сказал кто-то у него в сознании. С ней беда. Ты стоишь тут, думаешь о высоком, а с ней беда.

Василий Артемьев еще секунду постоял, потом вдруг бросился к дивану, раскопал свой мобильный телефон и набрал ее номер.

Он считал секунды, пока шло соединение.

Раз. Два. Три.

В трубке грянул длинный гудок. Ра-аз. Два-а. Три-и.

— Возьми трубку, — сказал он в телефон. — Сейчас же возьми трубку.

Она не отвечала.

Беда, понял он. Точно, беда.

Он сунул телефон в нагрудный карман, так и не выключив, и теперь из кармана слышались тонкие, как комариный писк, затяжные гудки. Она не отвечала.

Как слепой, он пошарил по стене в поисках выключателя, нашарил, и свет зажегся. Сильный ровный электрический свет, свидетельство нормальной жизни, которая продолжалась на всей планете, кроме их квартиры. Он сунул ноги в кроссовки, полез в пиджак за ключами от машины, не нашел, выругался и нашел их на привычном месте возле входной двери. У них в холле стоял длинный резной комод, специально для того, чтобы складывать на него ключи, перчатки и прочую мелочь. Комод Василий Артемьев привез как-то из города Электросталь, где тот продавался в антикварной лавке, и Мелисса этот комод обожала.

— Васька, — говорила она, поглаживая комод, — ну какой ты молодец! Я бы ни за что такую красоту не нашла! И ко всей нашей мебели подходит!

Ему нравилось, что она его хвалит, нравилось, что он такой хозяйственный и она это ценит, и больше всего нравилось слово «мы».

Мы живем в нашей квартире, и к нашей мебели очень подходит наш комод!..

Чтобы успокоиться немного, он тоже глупым движением погладил комод, как будто Мелиссу Синеокову, и выскочил на площадку. Тяжелая дверь гулко стукнула, закрываясь за его спиной, и далеко внизу эхом отозвалась подъездная дверь, тоже гулко стукнув, — кто-то вышел на улицу.

Артемьев нажал кнопку лифта, и совершенно безрезультатно, потому что ничто не отозвалось в глубине шахты ровным гулом. Он нажал еще раз, чтобы убедиться, что лифт не работает, и побежал вниз.

Незашнурованные кроссовки шлепали по ступеням.

Странное дело. В их доме лифт работает всегда. Нет, пару раз было так, что он «висел», но очень недолго. Вызывались монтеры, которые через двадцать минут приезжали и «ликвидировали неисправность». Этого никогда не случалось по вечерам, потому что «зависал» лифт только после того, как в него грузили что-нибудь очень тяжелое, шкафы или пианино, а по ночам никто ни шкафов, ни музыкальных инструментов не возил!..

Беда, все крутилось у него в голове. С ней беда, и лифт неспроста сломался!..

Василий Артемьев толком не знал, куда он должен сейчас ехать, к кому кидаться, и не думал об этом. Почему-то он был совершенно уверен, что так или иначе должен добраться до машины, а там все станет ясно и понятно.

Он сбежал на первый этаж, выхватил из нагрудного кармана телефон, еще раз нажал «вызов» и, едва справившись с кнопками, выскочил на улицу.

Двор был заставлен машинами — на следующем собрании он непременно поругается с председателем кооператива, который все морочит им голову, а шлагбаум так и не работает, и охраны нет!..

В телефоне мерно гудело — ра-аз, два-а, три-и, — а Мелисса не отвечала.

С высокого и широкого крыльца весь двор был как на ладони, до самой кованой решетки с посаженными вдоль кустами и голубыми елками, и фонари освещали траву, казавшуюся черной, и асфальт, казавшийся голубым, и тут он увидел красный джип Мелиссы Синеоковой, кое-как приткнутый в дальнем конце стоянки.

Значит, она приехала! Значит, она была здесь, но так и не дошла до квартиры, в которой спал он, Василий Артемьев! Спал и не знал, что она уже приехала!

Он озирался по сторонам, оборачивался, словно волк, как вдруг в отдалении, слева, сильно ударила дверь, вспыхнули желтым светом фары и взревел мотор.

Эту машину он раньше никогда не видел, но внезапно понял, что Мелисса там! Ему показалось, что он увидел, как в окне мелькнуло ее искаженное лицо.

— Стой!! — заорал он так, что эхо гулко отразилось от стен и пропало за голубыми елками. — Стой!!

И побежал изо всех сил.

Машина сдала назад — свет фар метнулся по забору и пропал, — вырулила на дорожку и рванула вперед.

— Стой, твою мать!..

Он не догонит ее и не остановит. Сердце стучало близко и сильно, как будто просилось наружу. Зрение как-то странно сузилось, так что теперь он видел только стремительно удалявшиеся от него задние фонари и больше ничего.

Он вспомнил про свою машину, только когда добежал почти до угла.

Матерясь так, что у бога и всех его архангелов на верняка заложило уши, и не отводя глаз от красных тормозных фонарей, он помчался в другую сторону, чуть не упал, вернее, почти упал, колено ткнулось в бетонный бортик, и он взвыл от боли. Глаза вылезли на лоб, и спина стала мокрой,

Скорее, скорее, красные огни уже совсем далеко!..