Пять в яблочко

Слышно пенье там и тут,Залилась гармошка…На призывный пункт идутВаська да Тимошка!    Утешал в призыв Федот    Бабушку-старушку:    — В именины через год    Я пришлю-те пушку!Выла тетка надо мной(Я с того ослаб ли?):

— Осторожней там, родной,Ты стреляй из сабли!    Бабка мне сует пирог    И кричит, не слушает:    — Климу там отрежь кусок, —    Пусть и он покушает!Мне подсолнухов приперДедушка с резоном:— На досуге, там, Егор,Погрызи с Буденным!

    Наказала милка мне,    Приласкавшись взором:    — Ты вернися на коне,    Красным командёром.Балалаечка моя,Веселее тренькай…В армии налажу яСмычку с деревенькой!

Письмо Пети Бузилкина

Рассказ Яна Пригминского

Не нравится мне, братцы мои, военная жизнь со всеми ее распорядками. Прямо можно сказать, не жизнь, а жестянка.

Подумайте сами, братишечки, — никогда не дадут выспаться хорошенько.

Я, примерно, когда сплю, завсегда такие сны сладенькие вижу, что вставать совсем не охота.

Снится мне, бывало, будто гуляю это я со своей зазнобушкой по улице вечерком под ручку.

Ходим мы с ней и все говорим про любовь и про другие мелочи жизни. На сердце так легко, и кажется, будто не по земле ногами ступаешь, а гуляешь в каком-то адском раю.

Вдруг… страшные звуки трубы раздаются по всему коридору — это дежурный пришел будить. Ну и злость же меня берет в такие моменты жизни. Так и хочется соскочить с кровати, выбежать в коридор, схватить дежурного за шиворот и растерзать его, как копченую селедку.

А самое нелюбезное дело для меня, это — занятия. Спрашиваю я вас, товарищи-братцы, какой может быть общественный интерес, ежели мне начнут рассказывать про какого-нибудь Деникинского Колчака, который уж, может, лет пятьдесят как помер, от которого, можно сказать, одно мокрое место осталось?

Ясно и весьма понятно, что никакого интересу тут быть не может.

А еще есть у нас занятия с противогазными масками. Как вспомню я про них, так волосы дыбом становятся на моей стриженой голове.

Давеча был такой случай: приказали нам надеть эти самые чортовы маски. Перво-наперво велели нам продуть их здорово. А я по натуре своей люблю все делать супротив приказа.

«На кой чорт, — думаю, — буду я продувать и портить свои внутренности. Чай, они у меня не казенные?» Надел я маску, как есть, и чувствую, будто что-то прет ко мне в рот. Никакого доступа свежей атмосферы нету.

«Ну, — думаю, — кончинушка моя пришла во цвете полных сил и энергии».

Как схватил я смертоносную маску, да как начал ее ногами топтать, от нее одни клочья и остались.

Ну и взгрели меня, братцы мои, за эту самую порчу казенного имущества. На губе здорово отдохнул. Чуть под самый трибунал не попал. С тех пор бегу я от маски, как чорт от ладана.

Это я вам все рассказал — про темные стороны моей жизни. Но есть в ней и светлые времена — это, например, во время обеда.

Слов нет, жрать дают нам хорошо. Я, можно сказать, каждый день различными хитростями два-три обеда лопаю. Наполняю свой живот как следует…

И опять становится у меня хорошее душевное состояние.

И совсем я не понимаю, чего меня в газете пропечатали, да написали еще, если бы все красноармейцы такими были, то взяли бы нас буржуи голыми руками, — должны же они понимать, что я при своем уме и деликатном сложении к военной службе неспособен. Мне бы дома на печи лежать! Пусть другие стараются.

Засим я кончаю.

Встречные частушки

Кузьмы Лаптева