Пять веселых повестей

То, что Липучка, оказывается, была в меня влюблена, как-то очень странно на меня подействовало. Я вдруг заметил, что у меня худые руки, без малейших признаков мускулов («Лапша!» - как говорил папа), и накинул на плечи курточку, хотя было очень тепло. Помимо воли я стал следить за своим собственным голосом, - и Саша даже удивлённо спросил: «У тебя насморк, что ли?» Я неожиданно вспомнил о том, что фотограф, снимавший меня как-то в фотоателье вместе с мамой и папой, сказал: «Тебя лучше брать в профиль!» И я старался теперь поворачиваться к Липучке профилем, который, наверное, был у меня красивее, чем всё лицо целиком.

Я знал, что вот сейчас мы обогнём берёзовую рощу - и сразу увидим Белогорск… И мы его в самом деле увидели, - и мне снова показалось, что городок взбежал на высокий зелёный холм, но некоторые домики не добежали до вершины и остановились на полпути, на склоне, чтобы немножко передохнуть. И ещё я увидел большой зелёный щит на краю дороги, которого не было в прошлом году. Он был разрисован зелёной краской, и на этом фоне, словно на густой, сочной траве, большими красными буквами было написано: «Товарищ! Ты въезжаешь в город, который борется за звание города высокой культуры!»

Саша торжественно ткнул пальцем в этот плакат:

- Вот для чего мы тебя вызвали! Понятно? Потому что мы тоже боремся… И ты будешь бороться. Будешь?

- Буду! - ответил я.

Липучка так радостно заёрзала на своём неудобном металлическом сиденье, что ноги её замелькали где-то возле самых спиц.

- Осторожно! - предупредил я Липучку, стараясь, чтобы голос мой при этом звучал не взволнованно и заботливо, а строго и покровительственно.

Я вообще решил, что буду теперь вести себя с Липучкой не так просто, как в прошлом году. И что при первом же удобном случае обязательно объясню ей (как это сделал Евгений Онегин в опере, которую я смотрел по телевизору), что люблю её всего-навсего «любовью брата», то есть так же, как Саша, который и в самом деле был её двоюродным братом.

- Мы тебя тоже примем в совет… Если заслужишь! - сказал или, вернее, крикнул Саша, потому что мы все не разговаривали, а кричали, чтобы заглушить стрекотание мопеда.

- А вы чем заслужили?

- Делами! - крикнул Саша.

- Какими?

- Очень важными!

- Ты расскажи ему, как у нас всё началось, - вмешалась Липучка.

«Заботится! Хочет, чтобы я обо всём узнал по порядку, с самого начала!.. - От этих мыслей мне почему-то стало очень приятно. - А хорошо, когда тебя любят!» - подумал я.

- Всё началось с велосипеда! Вот с этого самого! - крикнул Саша.

- То есть с мопеда?

- Нет, он ещё тогда был велосипедом. Это уж мы потом его сами в мопед переделали и коляску приспособили… Его Андрей Никитич своему племяннику подарил. Как совсем сюда переехал, так и подарил: врачи-то ему самому кататься запретили. Понятно?

- Понятно. А разве у него тут есть племянник?

- Есть! Кешка-Головастик… Только ты его в прошлом году не видел: он в поход с ребятами уходил.

- Головастик?

- Прозвище такое. У него голова большая, лобастая, и всё время из неё всякие идеи наружу выскакивают. Кешка за один час столько всего напридумать может, что тебе и за год не придумать!

- А тебе?

- И мне тоже…

Мне почему-то было неприятно, что Саша в присутствии Липучки нахваливает какого-то незнакомого мне Головастика.

- Противное прозвище! Головастик! - прокричал я, заглушая стрекотание мопеда. - Лягушечье какое-то..

- Ой, Шура, ты не прав! - снова вмешалась Липучка. - Это же от слова «голова» происходит, а голова - самое главное в человеке!

- Главное - это сердце! - неожиданно для самого себя возразил я. - Душа должна быть у человека!..

Эти мои слова произвели на Липучку большое впечатление, - она замолчала и даже перестала ёрзать на своём неудобном сиденье. А Саша продолжал:

- Всем на этом новеньком велосипеде покататься хотелось! Мы даже расписание завели: кто за кем катается. И Кешка-Головастик тогда придумал… «Давайте, говорит, детский общественный транспорт создадим! Общий гараж устроим, свезём туда все велосипеды: и двухколёсные, и трёхколёсные, - и самокаты тоже, и педальные автомобили… И все будем пользоваться поровну!» Так мы и сделали! У нас старый сарай был, в котором раньше дрова хранились, - мы его подремонтировали и в гараж превратили. Понятно?

- Это здорово!..

Мне было не очень удобно слушать Сашу, потому что стрекотал мопед, посвистывал ветерок и я всё время сидел «в профиль», не поворачивая головы. И всё-таки я не пропускал мимо ушей или, вернее сказать, мимо своего левого уха, находившегося по соседству с Сашей, ни одного слова. А Саша, который всегда был таким сдержанным и немногословным, тут вдруг никак не мог остановиться - всё продолжал рассказывать:

- Много разных названий для гаража перебрали: «Пионертранссарай», «Садись - и катись!», «Наши общие колёса!» Вот на этих самых колёсах и остановились. Теперь на всех наших самокатах, велосипедах и мопедах прямо так и написано: «Наши общие колёса!» Ну, как они везут, «общие колёсики»?

- Хорошо-о!