Пять веселых повестей

Наклонился и взвалил на верстак свой громоздкий черный футляр. Покопавшись в потайном кармашке брюк, он достал маленький ключ и открыл совсем крошечный висячий замочек (как видно, собственной конструкции), запиравший футляр.

Олег откинул черную крышку - и Ленька замер от изумления: в глубоком футляре были аккуратно разложены стамески, рубанок, напильники, плоскогубцы, мотки проволоки и даже баночки с гвоздями и шурупами.

- А где же эта самая… виолончель? - тихо спросил Ленька. Все его приятели на миг онемели.

- Чего это у тебя там?.. - прошептал наконец Владик. Только один Олег остался, как всегда, невозмутимым. Он вынул плоскогубцы и, словно не замечая удивления ребят, спросил у Леньки:

- Нужны?.. А лучше орудуй сам. Бери все, что нужно!

- Значит… значит, это не «гроб с музыкой»? Это…

- Оригинальный музыкальный ящик с разными немузыкальными инструментами,подсказал Олег. - В общем, берись за дело!

Ленька слегка порозовел, с недоумением повертел в руках плоскогубцы, еще ниже склонился над усилителем, для чего-то приблизил к нему ухо и поставил твердый диагноз:

- Да, лампа! И трансформатор тоже!

Олег молча подошел к усилителю, проверил адаптерные гнезда, затем включил электропроигрыватель - и вдруг внизу, во дворе, поплыла песня. Та, что часа полтора назад заставила Леньку вскочить с постели.

- Сам? Сам, что ли, выздоровел? - прерывающимся голосом спросил Ленька.

- А чего ему выздоравливать? Он и так был вполне здоров.

- Так, значит… значит, ты…

- Просто хотел узнать, как ты разбираешься в технике. Вот и все.

- Меня? Проверять?! Как разбираюсь? Да уж не хуже тебя!

- Хуже, Леонид! Хуже, если на то пошло, - раздался вдруг сзади спокойный голос Васи Кругляшкина.

Вид у Васи был самый что ни на есть воскресный. Если бы Вася был неодушевленным предметом, про него бы сказали, наверное: «Только что из магазина! Прямо с полочки!» Он был чисто выбрит, в тщательно отглаженном темно-сером костюме и желтых полуботинках, таких блестящих, что они могли посоперничать с новенькими металлическими деталями радиоусилителя.

- Меня тут сперва за вас приняли. Васей назвали, - сообщил Олег.

- Ну да! Потому что ведь ты, Вася, все это сделал? Оборудовал, так сказать!

- Ленька обвел руками длинный деревянный верстак. По праву соседа он называл Васю на «ты».

Вася сдвинул на затылок кепку с коротким козырьком и покачал головой:

- Чужих заслуг присваивать не люблю. Помощником был, не спорю… А главный, если на то пошло, инициатор и исполнитель…

- Да ладно, ладно! Вместе делали! - перебил Олег: Васины похвалы, казалось, были ему неприятны.

Чтобы переменить тему разговора, Фима Трошин неожиданно спросил:

- А кому, интересно, эта комната принадлежала?

- Сами не знаем, - ответил Олег. - И откуда она здесь, на чердаке, эта кирпичная коробка?

- Я узнаю! Сегодня же узнаю! - воскликнул Ленька, которому очень хотелось хоть в чем-то проявить себя и взять реванш.

- Не хвались! Откуда ты можешь узнать? - тихо одернула его Таня.

Но Ленька не хвалился: он действительно мог узнать.

«МАДАМ ЖЕРИ-ВНУЧКА»

До революции дом принадлежал акционерному обществу «Мадам Жери и дочь».

Сама мадам давно удрала за границу. А дочь ее долго еще жила на третьем этаже, в квартире номер девять. И занимала в этой квартире всего-навсего одну небольшую комнату, выходившую окнами во двор.

После «Жери-дочки» наследников не осталось, и в комнату ее въехала Калерия Гавриловна Клепальская. Ленька прозвал новую соседку «мадам Жери-внучка».

На двери девятой квартиры, возле круглого серебристого звонка, висела табличка, на которой аккуратно, черной тушью было выведено: «Уткиным - 1 звонок, Кругляшкину - 2 звонка, Митрохиной - 3 звонка». А где-то в стороне зловеще поблескивала маленькая черная кнопочка, и рядом, под целлофановым ограждением, - категорический наказ: «Только Клепальской!» На всех жильцов девятой квартиры приходился один облезлый металлический ящик с дырочками - «Для писем и газет». «Мадам Жери-внучка» отдельного ящика не заводила по той простой причине, что газет она не выписывала и писем ни от кого не получала.

Несколько месяцев в своей жизни Калерия Гавриловна была на «воспитательной работе»- она собрала небольшую группку дошкольников и гуляла с ней по бульвару, обучая малышей французскому языку и хорошим манерам. Когда все ребята уже вполне овладели хорошими манерами, они забросали свою воспитательницу снежками, и группа была распущена. Калерия Гавриловна перешла на работу «в искусство»: она стала продавать театральные билеты.

Всех знаменитых артистов она называла теперь просто по имени, как своих старых знакомых. Она точно знала, у кого из них какой характер и сколько метров жилой площади.

По вечерам она вела долгие разговоры по телефону со своими подругами из других театральных касс: