Пять жизней и одна смерть

Его тон, обычно такой спокойный и ровный, резко меняется, а наш разговор набирает обороты. Я вижу его недоверие, злость и что-то еще – то ли подозрение, то ли сомнение, то ли бессилие. Не знаю, я не очень-то умею разбираться в эмоциях других людей. Но это все переходит черту, мою грань дозволенного. Загоняет меня в угол, вынуждает признаться в том, какая у меня на самом деле жизнь, или даже в том, что ее нет совсем. А я этого не хочу, не могу, я еще не готова. Больше всего в эту секунду мне хочется все прекратить.

Я резко встаю, чуть не опрокидывая стул.

– Прости еще раз, что потревожила. Спасибо за все. Это была плохая идея. Мне пора.

Уходя из кафе, а точнее, убегая от Ала, я успеваю услышать и как будто даже почувствовать, как он тяжело вздыхает, как пытается что-то сказать мне вслед, но я уже не могу остановиться, не могу даже оглянуться. Иначе мне придется вернуться, признаться, отчаяться, раскрыться. И все станет еще хуже. Он точно мне не поверит, и это порвет и без того тонкую паутинку нашей дружбы.

Выскочив, словно ужаленная сотней ос, я бегу к остановке и запрыгиваю в первый же автобус, на котором делаю целый круг по городу, разглядывая улицы, людей, выискивая глазами знакомые очертания.

Выхожу в центре и пересаживаюсь на автобус моего любимого маршрута Н32, который везет меня к прошлой жизни, к родному дому, к моим любимым родителям, к тому счастью, которое у меня когда-то было. Сейчас наш дом продан, в нем живут совершенно другие, незнакомые мне люди. Родители покинули город и перебрались в глухую деревню за триста километров отсюда. Иногда мне хочется еще раз поехать к ним, просто посмотреть, как они живут, почувствовать запах роз, которыми мама заполнила полсада, посмотреть, как папа сидит со своим супернавороченным планшетом и конструирует очередное произведение искусства. Только вот при этой мысли сердце сжимается до тяжелого титанового шарика, который тянет вниз, в бездну отчаянья, туда, откуда, скорее всего, будет сложно вернуться. Внутри чужих тел я все еще их дочь. В своих мыслях и воспоминаниях я жива, я с ними, обнимаю их, целую. Все еще чувствую их запах – запах дома, любви и уюта. Но в реальности меня давно нет. Они потеряли меня навсегда, и я не имею права бередить их раны, резать их сердца без ножа. Если бы я лежала в коме или в реанимации, а моя душа просто перелетала из тела в тело, я непременно попыталась бы все им рассказать. Но не в этот раз, не в моей жизни и не в этом мире. Мне некуда возвращаться, совершенно некуда, у меня нет дома и у меня больше нет меня…

Семь месяцев назад

Тогда я не выдержала и позвонила маме. Пришлось сказать, что я Анна и что я дружила с Линой в университете. В трубке раздался тихий плач, который раскаленным шипом вошел в мое сердце. По щекам текли горячие слезы, а я пыталась скрыть эмоции, периодически закрывая микрофон рукой. Спросила, могу ли приехать к ним. Мама замолчала, но потом согласилась и продиктовала адрес. Мне нужно было их увидеть.

На дворе стояла теплая осень, я медленно шла по узкому тротуару, рассматривая невысокие светлые заборы, уютные дома, чужие сады. Я дошла до фиалкового забора, который, словно яркий цветок в поле, выделялся среди остальных. Задержалась, впитывая свой любимый цвет и стараясь унять дрожь в руках.

Я открыла калитку, прошла по узкой дорожке, выложенной из больших камней, и встала перед крыльцом. Хотела крикнуть: «Мама, папа, я дома», но до боли укусила губу и сделала глубокий вдох. Ровными шагами поднялась на крыльцо и позвонила в дверь, после чего окликнула маму по имени. Но дверь оставалась закрытой, и никто не ответил. Осмотрелась. Перед домом раскинулся ровный газон и несколько молодых плодовых деревьев со свежими лунками. Никаких цветочных клумб, что было несвойственно для мамы. Дом был одноэтажным и намного меньше того, в котором мы жили раньше. Позвала еще раз. Сердце барабанило в груди, руки вспотели, пришлось засунуть их в карманы джинсов, а я старалась глубоко дышать, чтобы не задохнуться от переполнявших меня эмоций.

Мама вышла из-за угла. На ней был испачканный землей голубой комбинезон, на голове черный ободок, который сдерживал ее светлые, кое-где поседевшие волосы, на руках садовые перчатки. Она подошла ко мне и грустно улыбнулась.

– Здравствуйте, я Анна, – неровным голосом представилась я.

– Я думала, ты не приедешь, – тихо ответила она и отвернулась.

– Я не смогла попрощаться с Линой, поэтому я здесь. – Я тоже отвела взгляд, делая вид, что рассматриваю их дом.

– Ничего. Пойдем.

Мы прошли за угол, и там я увидела фиалковую беседку, которую оплетали вьющиеся розы с бутонами желтого цвета. От беседки лучами расходились разноцветные цветочные клумбы.

– Красивый цвет.

– Ее любимый.

– Я знаю, – вырвалось у меня.

Мои губы были крепко сжаты, а внутри я кричала во весь голос: «Мама, посмотри, это я. Только взгляни мне в глаза, увидь меня. Прошу».

Она направила взор сквозь меня и жестом пригласила в беседку:

– Сейчас сделаю чай.