Пятая авеню

Балансируя на краю помоста, Джек сделал глубокий вдох, кивнул и принял исходное положение, стоя на деревянной перекладине. На какое-то мгновение он замер, балансируя на перекладине, расставив руки по сторонам. Бриз шевелил его волосы, его ладони были повернуты к сверкающему безоблачному небу, которого не могли видеть его глаза. Он ощущал все и не ощущал ничего. Легкий экзотический запах джунглей окутывал и пьянил. Впервые за много месяцев на его лице появилась улыбка.

Он думал о Селине, когда стоял в исходной позиции, и тогда, когда, оттолкнувшись от перекладины, грациозно взлетел в воздух, к солнцу, и в эту секунду почувствовал себя свободным.

Майкл Арчер оставался в Нью-Йорке. За шесть месяцев, прошедших после аннулирования его брака с Лианой[41]

, он переехал из их квартиры на Пятой авеню в Виллидж, в просторную и светлую квартиру с видом на Гудзон.

Жизнь его протекала более чем спокойно. Он редко выходил из дому и виделся только с близкими друзьями. Он отказывался от главных ролей в фильмах и бродвейских театрах, не давал никаких интервью. Хотя литературный агент постоянно донимал его просьбами снова сесть за книгу, за прошедшие месяцы он не написал ни слова. По ночам его преследовали тяжелые сны. Сейчас он предпочитал вести жизнь затворника.

В конце сентября, спустя два месяца после событий в отеле «Пятая авеню», он неожиданно получил письмо от одного из адвокатов Джорджа Редмана с предложением сделать анализ ДНК. Майкл ответил отказом. Лично ему не нужно было подтверждать этим анализом тот факт, что он является сыном Джорджа Редмана. Достаточным подтверждением этого служил дневник его матери.

Энн собственной рукой описывала – во всех подробностях – свой роман с Джорджем и то, как она поняла, что Майкл был сыном Джорджа. Если Редман не может поверить этому, то, по мнению Майкла, самым лучшим для него было вообще не знаться с этим человеком.

Лиана часто навещала его во сне.

Он обычно шел по Пятой авеню, а она неожиданно возникала из толпы в том же самом платье, которое было на ней в тот вечер в отеле. Ее кожа была бледной и прозрачной, из маленького отверстия на ее животе светил яркий тонкий луч. В этих снах она часто держала его за руки, называла его по имени, хотя он и не узнавал ее голос, думая, что с ним говорит мать. А потом она исчезала, и тогда Майкл бежал за ней, но как только оказывался рядом, вместо Лианы видел перед собой Луиса Райана.

После аннулирования их брака он только один раз слышал голос Лианы – она позвонила ему откуда-то из Европы, где была с Марио де Сикко, хотя она не сказала ему, где именно. Несмотря на все, что произошло между ними – включая тот факт, что они оказались сводными братом и сестрой, – он был несказанно благодарен ей за то, что она старалась говорить с ним так легко и радостно, как могла.

– Представляешь, я сейчас экспат[42], – сказала она ему. – И я счастлива. В настоящее время мы путешествуем по Европе. Мы хотим побывать и в других частях света, а потом выбрать место, где можно будет осесть и создать семью. Когда это произойдет, я тебе позвоню. Может быть, это случится через несколько месяцев, а может, и через несколько лет, но я обязательно позвоню.

– Лиана, прости меня за все.

– Я понимаю, о чем ты, – ответила она. – Но тебе не за что извиняться, ты ни в чем не виноват – он использовал нас обоих. Послушай, что я тебе скажу: если мы не избавимся от всего этого, если мы не двинемся вперед, это наложит отпечаток на всю нашу жизнь и мы навсегда останемся в ловушке. И если это произойдет, значит, он победил, а допускать этого нельзя. Я иду дальше. И хочу, чтобы и ты сделал то же самое. Мы заслуживаем того, чтобы снова стать хозяевами своей судьбы.

– Ты права.

– Береги себя.

– Позвони, когда вы обоснуетесь.

– Конечно, позвоню, – обещала Лиана, и на линии наступила тишина.

Только в январе он снова почувствовал себя способным сидеть за письменным столом и смотреть на пишущую машинку, которую агент преподнес ему несколько месяцев назад.

Майкл понял, что дальше так продолжаться не может. Своей оторванностью от мира и невозможностью расстаться с прошлым он убивал себя и все то, над чем так долго и напряженно работал. Его агент предложил ему целую кучу сюжетов, но Майкла интересовал только один, и сейчас он занимал все его мысли. Если он решил приступить к работе, если он в действительности хочет разобраться с прошлым, то ему не остается ничего иного, кроме как написать о нем.

Майкл смотрел на пишущую машинку. Компьютером он никогда не пользовался, и его агент знал об этом. Ему нравилось чувство, которое он испытывал, вынимая из машинки только что напечатанный лист – ведь на нем был законченный кусочек того, что он сейчас создавал. Ему нравилось ощущать ритм слов, ложащихся на бумагу при ударах по клавишам.

Он вставил в машинку чистый лист бумаги и закрыл глаза. Название, первая фраза и несколько первых абзацев моментально возникли в его сознании. Они были в его голове с того момента, когда была сожжена его рукопись.