Пятая авеню, дом один

Волоча за собой чемоданчик Louis Vuitton на колесиках, Лола прошла через салон первого класса и двинулась в хвост лайнера. Если бы она была Шиффер Даймонд, то путешествовала бы в первом, подумала она с горечью, укладывая чемоданчик в багажный отсек над креслами. Она устроилась на тесном сиденье, расстегнула ремень на джинсах, сбросила туфли. Взгляд опять невольно упал на обложку Harper’s Bazaar, и она чуть не разрыдалась. Почему Шиффер Даймонд разрушает ее мечту?

Лола уперлась затылком в подголовник и закрыла глаза. Еще ничего не кончилось, напомнила она себе. Филипп еще не порвал с ней, в воскресенье он на две недели улетит в Лос-Анджелес. Там он будет занят – речь шла о новом фильме, и она надеялась, что ему будет не до мыслей о Шиффер Даймонд. В его отсутствие Лола перевезет в его квартиру все свои вещи. Он вернется – а его будет встречать она.

Дома, в Виндзор-Пайнс, Лола убедилась, что положение в самом деле ухудшилось. Мебели в доме почти не осталось, все ценные напоминания о ее детстве – пластмассовые лошадки, домик Барби, огромная коллекция куколок – ушли на распродаже в чужие руки. Осталась только ее кровать с белым кружевным покрывалом и с розовой подушкой с рюшечками.

Битель проявляла натужную жизнерадостность. Она потащила Лолу к соседям на барбекю, где всем доказывала, что они с Симом невероятно счастливы, что переезжают в кондоминиум, где не придется самим заботиться о состоянии дома. Соседи старались не подчеркивать незавидность положения семьи Фэбрикан и усиленно демонстрировали фотографии своего новорожденного внука. Битель, не желая ударить в грязь лицом, объявила, что ее Лола – без пяти минут невеста знаменитого писателя Филиппа Окленда.

– Разве он для нее не староват? – осуждающе спросила одна из женщин.

Лола окинула ее презрительным взглядом. Ясное дело, завидует: ее-то дочь вышла за местного парня, владельца озеленительного агентства.

– Ему сорок пять лет, – отчеканила она. – И он дружит с кинозвездами.

– Всем известно, что актрисы на самом деле шлюхи, – заметила соседка. – По крайней мере мама меня всегда так учила.

– Моя Лола такая утонченная! – поспешно сказала Битель. – Она всегда выделялась среди остальных девочек.

После этого разговор перешел на мелкие семейные инвестиции на фондовом рынке и на падение стоимости частных домов. Все это производило гнетущее впечатление и навевало скуку. Глядя на соседку, спрашивавшую про Филиппа, Лола поняла, что все они мелкие, недалекие людишки. Неужели она раньше здесь жила?

Потом, лежа в своей постели в пустой комнате, Лола поняла, что никогда больше не будет спать на этой кровати, в этой спальне, в этом доме. Привстав и оглядев комнату, она решила, что нисколько не будет по всему этому скучать.

Глава 15

Конни Брюэр обещала Билли никогда не надевать крест Марии Кровавой. Она выполняла свое обещание, но Билли ничего не говорил о том, что крест нельзя ставить в рамку и повесить на стене, поэтому спустя две недели после приобретения этой диковины она отнесла ее к известному мастеру в багетную мастерскую на Мэдисон-авеню. Мастер был стариком не менее восьмидесяти лет от роду, тем не менее он сохранил изящество, зачесывал назад седую шевелюру и щеголял в желтом галстуке. Он изучил крест и поднял на Конни любопытный взгляд.

– Где вы это взяли? – спросил он.

– Это подарок, – соврала она. – От моего мужа.

– А к нему он как попал?

– Понятия не имею! – отрезала Конни. Она уже догадывалась, что напрасно вынесла эту драгоценность из дому, но мастер ничего больше не сказал, и Конни перестала беспокоиться – в отличие от мастера. Тот поделился новостью с торговцем драгоценностями, тот не скрыл ее от своего клиента, и вскоре по миру искусства разнесся слух, что во владении Брюэров оказался крест Марии Кровавой.

Конни, щедрая натура, пожелала, естественно, поделиться радостью с подругами. Как-то в конце февраля, после ленча в «Ла Гулю», она пригласила к себе Аннализу. Брюэры жили на Парк-авеню, в апартаментах, составленных из двух стандартных шестикомнатных квартир, с пятью спальнями, двумя детскими и просторной гостиной, где Брюэры праздновали Рождество: Сэнди каждый год одевался Санта-Клаусом, а Конни – феей, для чего облачалась в красный вельветовый спортивный костюм с белыми норковыми отворотами.

– Я должна кое-что тебе показать, только, чур, никому ни слова!

Конни повела Аннализу в свою небольшую гостиную рядом с хозяйской спальней. Выполняя требование Билли Личфилда держать крест в тайне, она повесила обрамленную драгоценность в этом помещении, куда можно было попасть только через спальню, что делало его самым потайным во всем этом жилище. Туда не допускался никто, кроме прислуги. В этой комнате Конни дала волю фантазии: она была украшена розовым и светло-голубым шелком, всюду были развешаны зеркала в позолоченных рамах, на почетном месте красовалось венецианское кресло, под окном стояла кушетка с подушками, на обоях были изображены разноцветные бабочки. Аннализа уже дважды здесь бывала и никак не могла решить, красота все это или уродство.