Пятая авеню, дом один

— Я глава домового комитета, моя обязанность — следить, чтобы в этой квартире не происходило ничего дурного.

— Дурного? — переспросил Джеймс, отрываясь от тарелки с хлопьями. — В нашем доме всего дурного — одна ты.

— К тому же у них есть прислуга, вдруг она в квартире? — нашелся Сэм.

— Нет, она уехала на праздники к себе в Ирландию, — сообщила Минди. — Мне сказал об этом Роберто.

— Хорошо, что Роберто не работает на службу национальной безопасности, — бросил Джеймс.

— Ты мне поможешь, Джеймс? — спросила Минди.

— Нет, не помогу! — отрезал Джеймс. — Не собираюсь ввязываться в незаконные дела. А ты, Сэм, лучше отдай матери ключи, иначе в доме не наступит мир.

Сэм нехотя подчинился. Минди тут же след простыл: она поехала на лифте в пентхаус.

По пути наверх она вспоминала, как ее не включили в число счастливчиков, приглашенных в квартиру миссис Хотон на чай. Ее даже на ежегодное празднование Рождества не звали. Несмотря на положение Минди в доме, миссис Хотон ее игнорировала — хотя, говоря по справедливости, когда семья Гуч сюда въехала, миссис Хотон уже было под девяносто лет и она почти не покидала квартиру. Лишь изредка спускалась с небес вниз, как ангел (или как какаянибудь греческая богиня), к обычным смертным. Она выходила из лифта в собольей накидке, вся в бриллиантах и в жемчугах — по слухам, она всегда носила только настоящие драгоценности, потому что уверенность в своей славе и безупречной репутации позволяла ей — может, и опрометчиво — не опасаться ограбления. Она гордо представала перед соседями, как генерал перед войском. Сиделка или горничная звонила вниз, предупредить, что ее величество спускается, и когда кабина лифта достигала нижнего этажа, миссис Хотон встречали самое меньше двое швейцаров, подручный и комендант. «Разрешите вам помочь, миссис Хотон!» С этими словами комендант вел ее под руку к старинному лимузину. По случаю выхода миссис Хотон Минди очень старалась оказаться рядом и, из принципа не желая никому кланяться, все же ловила себя на поклоне этой старухе.

«Миссис Хотон! — робко бормотала она и, не отдавая себе отчета, почтительно кивала. — Я Минди Гуч. Живу здесь и вхожу в домовый комитет».

Было понятно, что миссис Хотон понятия не имеет, кто это такая, однако она никогда не показывала своего недоумения.

«Да, моя дорогая! — восклицала она, словно признавала в Минди родственницу, с которой давно мечтала снова увидеться, даже дотрагивалась до ее руки. — Как поживаете?»

Но в нормальный разговор это никогда не выливалось: прежде чем Минди успевала придумать, что еще сказать, миссис Хотон направлялась к двери.

А теперь вместо обходительной миссис Хотон в триплексе поселился этот презренный Пол Райс. Минди впустила его в дом, поэтому считала себя вправе разгуливать по его квартире. Она подозревала, что Пол Райс вовлечен в какието незаконные, гнусные делишки. Ее долгом было защитить остальных жильцов.

Ей пришлось повозиться с ключами — электронными, что само по себе являлось нарушением правил дома. Наконец дверь открылась, и она буквально ввалилась в квартиру. Минди не разбиралась в искусстве («В этом городе нельзя разбираться во всем, иначе не будет времени чеголибо достигнуть», — написала она недавно в своем сетевом дневнике), поэтому не удостоила вниманием лесбийскую фотографию. В гостиной было мало мебели — то ли такова была концепция дизайна, то ли ее еще не закончили обставлять. Передвижная абстрактная композиция из папьемаше, изображавшая скорее всего автомобили, заслоняла камин. «Детские игрушки!» — подумала Минди, передернула плечами и отправилась в кухню. Но и там ее ждало разочарование: очередная кухня в стиле «хайтек» с мраморной столешницей и ресторанными кухонными принадлежностями. Она заглянула в комнату домработницы — безликое помещение с узкой кроватью и плазменным телевизором. На кровати громоздились подушки. Приподняв уголок пухового покрывала, Минди разглядела марку постельного белья — Pratesi. Это ее немного разозлило. Эти люди определенно любили транжирить деньги. У них с Джеймсом такое белье было уже десять лет, они приобрели его на распродаже в универмаге Bloomingdale’s. Минди поднялась наверх, миновала две пустые спальни, ванную. Вот и кабинет Аннализы. На книжной полке стояло несколько фотографий в рамках — вероятно, единственные во всей квартире предметы с личным отпечатком ее жильцов. На одной, большой и сентиментальной, красовались Аннализа и Пол в день их свадьбы. На Поле был смокинг, он выглядел более худым, чем теперь. Аннализа выходила замуж в маленькой бисерной тиаре с кружевной вуалью. Вид у них был счастливый — но кто выглядит подругому на собственной свадьбе? Тут же стояли снимки Пола и Аннализы на чьемто дне рождения, в бумажных колпаках; была еще фотография Пола и Аннализы с родителями — судя по всему, ее — перед таунхаусом в Джорджтауне; другие фотографии: Пол в байдарке, Аннализа на ступеньках площади Испании в Риме. Все выглядело до того банально, что Минди даже испытала разочарование.