Пятая жертва

Вершинина подняла трубку с рычага одного из трех стоящих перед ней телефонных аппаратов и набрала трехзначный номер.

– Валера, – сказала она в трубку, – зайди, пожалуйста, на минутку.

Валандра нажала на рычаг и, продолжая прерванный разговор, обратилась к посетителю:

– Лев Земович, вы сказали, что давно живете с другой семьей. Кроме Маргариты дети у вас еще есть?

– Сын, Марк. Он учится в университете, мечтает уехать в Америку. – Трауберг невесело усмехнулся.

– А вы что же, против? – полюбопытствовала Вершинина.

– Конечно! Если ты еврей и у тебя есть возможность вернуться на историческую родину, то негоже предпочитать ей страну ушлых и малокультурных янки. Или оставайся на земле, которая тебя взрастила, или – возвращайся на родину! – торжественно произнес Трауберг. Его глаза горели одновременно праведным негодованием и гордостью за свой маленький, но избранный народ.

«Кредо так кредо!» – иронично заметила про себя Валандра.

На пороге кабинета возник Толкушкин.

– Валентина Андреевна… – раскрыл он было рот.

– Валера, организуй-ка нам со Львом Земовичем кофе.

– В один миг! – бодро отозвался Валера и, включив электрочайник, отправился мыть чашки.

– А где работала Маргарита?

– Преподавала историю в лицее, знаете, тот, новый, на Мальцева.

– Да, да, шикарное здание. А она поддерживала отношения с братом?

– Виделись они не часто, да я, откровенно говоря, не поощрял даже их эпизодических встреч. Сами понимаете, – Трауберг натолкнулся на полный недоумения взор Валандры, – взаимные претензии, зависть, размолвки…

– Со стороны Маргариты, это понятно, но Марку-то что было завидовать, ведь вы жили с ним?

– Я помогал Маргарите, я имею в виду материально… Вы же знаете, как эгоистичны дети, привыкшие к привилегированному положению в семье. Я говорю о тех, у кого нет ни брата, ни сестры, – пояснил Трауберг.

– То есть вы хотите сказать, что Марк – именно такой ребенок? Но ведь он знал о существовании сестры.

– Тем более, – оживился Трауберг, видно, не желая упустить случая поговорить на жизненно важную для него тему. – Маргарита – моя первая дочь, и Марк, привыкший к повышенному вниманию, мне кажется, неуютно себя чувствовал, когда речь заходила о его сестре.

Вошел Толкушкин. Вода уже закипела. Он высыпал содержимое двух пакетиков «три в одном» в чашки и залил кипятком.

– Спасибо, Валера, – поблагодарила его Валандра, когда он поставил чашки на стол.

– Это все? – Толкушкин вопросительно посмотрел на свою начальницу.

– Да, можешь идти.

Толкушкин направился к двери.

– Вы хотите сказать, что Маргарита теоретически и практически была как бы лишена дочерних и сестринских прав, но в сознании брата пребывала как постоянный намек, упрек в свой собственный адрес и даже как скрытая угроза? Именно поэтому вы не поощряли их отношений? – снова обратилась Валандра ко Льву Земовичу.

– Да. Мне кажется, что у Марка всегда было какое-то чувство вины, от которого он хотел избавиться. – Трауберг беспокойно заморгал, – хотя, может, я преувеличиваю…

– Значит, вы говорите, что Марк практически не общался с Маргаритой?

– Можно сказать, что так. – Трауберг потупился. – Я считал, что так будет лучше для них обоих. Меньше раздражения, меньше обид…

– А с кем общалась Маргарита на работе? Может, вы знаете каких-нибудь ее подруг, друзей, знакомых? – Вершинина сделала осторожный глоток кофе.

– Точно я вам сказать не могу. Наверное, с учителями общалась, с коллегами… У меня ведь с дочерью не было особо теплых, доверительных отношений, хотя она была мне дорога. – Трауберг закашлялся.

– Может, она все-таки говорила вам о каких-то конкретных людях?

– Знаю, что она была дружна с преподавателем математики – Людмилой. Отчество ее мне не известно… Та при мне несколько раз звонила Маргарите домой…

– А еще? Дворовые друзья, подруги…

– Да нет. В детстве, может быть, такие и были. Вообще-то Марго была довольно скрытной, вечно, как ее мать мне говорила, копалась в себе. В подростковом возрасте, а наш развод с Кларой пришелся как раз на этот трудный и ответственный период. Маргарита не была неуемной и раздражительной, как другие дети. Она ни в чем нам не противоречила, да и к разводу отнеслась на удивление спокойно. Хотя мы с Кларой насчет этого не обольщались.

– То есть?

– Были почти уверены, что она переживает в душе, только вида не показывает.

– Этакая пай-девочка?

– Не то чтоб уж совсем мы не знали с ней хлопот, но по сравнению с другими детьми Марго была послушным ребенком. Правда, потом Клара начала мне жаловаться на нее. В двадцать один Марго влюбилась в какого-то разгильдяя, учившегося на инязе, стала нервной, нетерпимой, начала противоречить и даже из дома несколько раз уходила. Когда я пробовал вмешиваться, она меня не слушала, смотрела на меня как на пустое место… Хотя Марк в этом плане свою сестру переплюнул.

– Что, совсем не слушается?