Пятеро на леднике

Федька смотрел со взгорья на окраину глухого лесного городка. Внизу, за желтыми волнами песка, двигалась живая лиловая лента реки. По реке плыли маленькие, как спички, разноцветные бревна, и вода около них плескалась и вспыхивала под солнцем. За рекой в зное дрожал и таял лесной океан. В лицо Федьке веяло могучим хвойным духом. Где-то в этом мареве лежал леспромхоз. Федька сбежал вниз, на берег, и окунулся в волну острых речных запахов: замокшего корья, прокаленного песка, смолы.

У берега на волнах плясала под шальным ветром лодка. В ней, хватаясь за борта, толкая друг друга, дружно охали женщины. Девушка в розовой косынке неумело пробовала оттолкнуть веслом лодку от берега. Это и был перевоз.

— Ей, гражданки, меня забыли! — закричал Федька и побежал, вздымая брызги, к лодке.

— Давай, милый, давай скорее! — закричали ему из лодки. — А то один мущина на всех, да и тот неполный.

Федька взгромоздился в лодку и увидел «неполного» мужчину. Это был суровый мальчишка в старой офицерской фуражке и кирзовых сапогах. Он, видимо, работал перевозчиком. Сейчас он сидел на корме с рулевым веслом и смотрел из-под козырька фуражки на охавших баб с насмешливым укором, точно на бестолковых детей.

Появление Федьки обрадовало пассажиров. Он отобрал у девушки весло и велел всем стоять на корме. Потом уперся веслом в камень и, отталкиваясь, выводя лодку на глубину, закричал:

— Давай, давай!.. Эге-ге! Выплывают расписные Стеньки Разина челны…

Лодка запрыгала на глуби между бревнами. Федька уселся за весла, с лихостью гребанул раза три.

Женщины заговорили обрадованно:

— Вот вить… что значит мущина… А мы бы одне тут полдня трепыхались.

Федька, поощренный, сдернул с себя ватник, закатал рукава и крикнул мальчишке-рулевому:

— А ну, поднажали!

Лодка ходко рванула к тому берегу, наперерез и навстречу течению, а мимо плавно и стремительно неслись сосновые стволы, покрытые прозрачной медово-розовой шелухой, шершавые еловые бревна, матовые березовые.

Все женщины в лодке одобрительно смотрели на Федьку.

А та женщина, у которой он взял весло, смеялась, глядя на его широкое веселое лицо, и при каждой новой шутке всплескивала руками. Только перевозчик на корме хранил серьезность.

А Федька, лихо откидываясь назад всем телом, разглядывал девушку. На ней были синие лыжные брюки, белая кофта и красные босоножки. Порой она наклонялась к воде, старалась достать рукой плывущие бревна и запевала вполголоса:

С голубого ручейка начинается река,

Ну а дружба начинается с улыбки…

Федька заметил, что тоненькие брови у нее подведены вверх, к вискам, простым карандашом.

Причалили к обрывистому берегу. Федька помог теткам вытащить на берег их ведра и узлы и на прощание спросил мальчишку, который так же сурово и насупленно смотрел из-под фуражки:

— Как работаешь: с выработки или на зарплате?

— На окладе, — хрипло и важно сказал мальчишка.

— Сам из леспромхоза?

— Оттуда.

— А я туда. Найдется у вас там для меня подходящая работка?

— Смотря какая.

— Ну, какая… Лес валить!

— Вали-ить! — протянул мальчишка. — А сколько тебе лет-то? — Он насмешливо оглядел Федьку, приравнивая его этим вопросом к себе.

— Да побольше, чем тебе-то! — заносчиво ответил Федька. — Я в совхозе трактористом работал.

— Может, и возьмут, меня вот не приняли.

— Тебя! Ты еще малолеток. Но я за тебя похлопочу.

— Попробуй, — разрешил мальчишка великодушно. — Да беги вон к машине — в леспромхоз идет, а то пешком пойдешь.

Федька оглянулся.

На дороге, у леса, стояла автомашина. В кузов со всех сторон лезли, мелькая белыми платками, Федькины попутчицы. От машины шел дым.

Федька выпрыгнул на дорогу и закричал истошным голосом:

— Эй, куда же вы без меня, родимые!

Машина уже тронулась. В кузове закричали, застучали кулаками по кабине. Федька на ходу, овеваемый голубым дымом, догнал прыгающий борт и перевалился в кузов.

— Вот и я! — сказал он, отдуваясь. — С гвардейским приветом!

Все в машине засмеялись.

А девушка в красных босоножках отвернулась и снова что-то запела.

Машина, покачиваясь, медленно прошла глинистые, засохшие ухабы и выехала на деревянный настил. По обе стороны понеслось изумрудное болото. Наплывали, смешиваясь, густой настой белоголовника и летучий аромат свежего сена.

Настил кончился, машина загудела и выбралась по песчаному въезду в сосновый бор. Земля здесь была устлана иглами и отливала старой медью. Сухую дорогу пересекали корни. Справа между соснами знойно светилось небо, голубым сверкала старица, мелькнули купающиеся мальчишки. Скоро бор расступился, и сразу открылась широкая улица, устланная домами. Никогда не видел Федька таких громадных бревенчатых изб. А колодец? Навес над колодцем такой, что можно накрыть им целый дом. Около домов стояли сосны-великаны. И везде был песок. Это был песчаный оазис в тайге.

Когда машина помчалась по улице, далеко за поселком, над лесом, Федька первый заметил дым. Все стали смотреть туда, кто-то тревожно сказал:

— Неладный дым какой. Ей-богу, опять лес горит!