— О покинувший нас землянин, где ты? Слышишь ли ты меня? Над Рюмом опять веют ледяные вихри… Марзук снова довел Лура до раздвоения.
Стремительная белая кипящая мгла стирает Эйлурию с экрана, и кажется, что ледяной ветер Рюма проносится по избе.
Ефим Петрович резко встает из-за самовара, и в его глазах вспыхивают знакомые дерзкие огоньки.
— Извините, товарищ корреспондент, сейчас не до чаев. Надо Глоуса добыть к утру — хоть живого, хоть мертвого. Пора ему лететь!
Взволнованный, следом за Ефимом Петровичем я выхожу на улицу.
— Не дадим Рюму пропасть, — просто говорит он и крепко, как-то по-земному жмет мою руку, а затем раздумчиво заканчивает свою мысль: — Жизнь рази остановишь, а эволюцию и подавно…
Глава шестнадцатая
Наутро Тишкин косил на лугу в хитоне. Одежда эта очень подходила для полевых работ: ни рукавов, ни воротника и продувает.
Ефим не поспевал за Дашей, которая уже устрочила к речке, и с горечью чувствовал, что поотвык он от привычного дела.
Вдруг сзади послышалось суетливое ширканье косы и упорное сопение. Ефим оглянулся, так и есть — Глоус. В старом Ефимовом пиджачке он возник, как всегда, из пространства и сейчас виновато улыбался зеленым ртом, топтался на стерне.
— Все балуешь… — сердито сказал Ефим, доставая брусок из-под хитона. — Не надоело?
— Петрович, а Петрович, — пробормотал Глоус, прижимая косу к тощей груди. — Можно я на шоферские права сдам?
Тишкин покрутил головой:
— А полетит кто за тебя? Ребята там так а тебе нуждаются, уж так тоскуют об тебе…
— Я даже на списанной бортовой машине ездить согласный! — заверил Глоус, и нос его вспотел от волнения. — Запчастей мне не надо. И без карбюратора смогу. Горючего не попрошу.
— Белыми нитками все у тебя шито, — возразил Тишкин. — Ведь, поди, Дашке на ферму возить корма нацелился?
— Нацелился… — сознался Глоус и потупился.
Ефим показал головой в сторону широкой Дашиной спины, шумно вздохнул:
— Ты для ее пустое место, ну… ровно коровья лепешка. Нету у тебя гордости перед бабой.
— Есть! — возразил Глоус тонким голосом. — Гляди, я сейчас в три секунды весь луг Скошу вместе с кустами!
Он отбросил косу и крикнул:
— Дарья Матвеевна, отойдите, пожалуйста, в сторонку!
Даша даже не обернулась, только равнодушно махнула рукой.
— Чё ты выступаешь? — сердито спросил Тишкин. — Ну скосишь, а наряд кто выпишет? Ты давай не суетись зря, а вылетай подобру-поздорову!
Ефим вдруг достал из-под хитона часы и беспокойно сказал:
— Ты давай коси натурально, а я сщас домой сгоняю, враз обернусь.
Он быстро скрылся в ольшанике.
Даша тут же обернулась. Насупилась и пошла к Глоусу, медленно вытирая травяную сукровицу с косы. У Глоуса от страха пот градом покатил с лилового носа.
— Куда это он завилял? — подозрительно спросила Даша.
Глоус тихо лязгнул зубами:
— В правление… вроде…
— Ты на Земле врать наловчился? — грозно спросила Даша. — Или там уже умел? — она показала загорелой рукой в небо и ходко пошла в ольшаник.
…Ефим накинул крючок в сенцах, быстро прошел в избу. Осторожно выглянул в окно, задернул занавеску. Сел перед телевизором, опять глянул на часы… Ровно в девять экран вспыхнул слепящим светом, от которого озарилась вся изба. На экране возникло прекрасное лицо Эйлурии. Голубые ее волосы развевал ветер, глаза сияли.
— Я несказанно счастлива видеть тебя! — воскликнула она певуче и так громко, на весь двор, что Ефим поспешно привернул звук.
— Ясно, — сказал он хриплым шепотом. — Докладывай обстановку, Лукерья. Почему Лур Ионыч не вышел на связь?
— Обстановка тревожная… — начала Эйлурия.
Вдруг грохнула входная дверь в сенях, и Даша разъяренно метнулась к телевизору.
Ефим попятился, свалил табуретку, едва спросил оторопело:
— Ты откуда вошла-то?
Даша схватила табуретку, телевизор хрустнул, будто арбуз, и развалился.
— А теперь лети к своей синей! — закричала Даша и всхлипнула.
— Эх ты, чурка! — в сердцах сказал Тишкин. — Это же информация к размышлению.
В избу бочком вошел Глоус — от изумления челюсть у него сразу отвалилась.
— Чего зря рот разинул? — с досадой сказал Тишкин. — Собирай агрегат-то.
— Если позволите, то я могу заменить… — застенчиво сказал Глоус. Он сильно заскрипел зубами и вдруг… превратился в довольно новый телевизор на ножках. На экране его вместо Эйлурии возник заиндевелый робот Вася. Повернулся. На спине у него вспыхнула надпись:
«Лур совсем раздвоился, в лоскуты. Марзук опять без передыху вгоняет планету в анабиоз. Железная бригада имени Тишкина борется с оледенением. Надо подмогнуть, ребята».
Экран погас, а на месте телевизора снова стал Глоус; волосы его торчали дыбом, голова дымилась.
— Слыхал? — сурово сказал Тишкин. — Принимай неожиданное решение, увольняйся и вылетай вечером!
Тихим вечером Глоус заглянул в окно из палисадника.
— Прощайте, Даша, — тоскливо прошептал он, комкая обходной лист. — Уюту нет, Дарья Матвеевна, покоя тоже нету…