Пятеро на леднике

Показалась толпа голубых рюмянок, которая несла плакат с аршинными буквами: «Мама, я Тишкина люблю».

Марзук вдруг деловито выкрикнул из-за спины Эйлурии:

— Сдвинем с нуля деторождаемость!

Открывая прощальный митинг, Тишкин сказал:

— Дорогие рюмляки! Бросайте вы эту вашу… — тут Ефим остановился, подбирая подходящий эпитет, а затем продолжил: — …никудышную жисть. Ну на что она у вас похожа? Баб не видать, мужики все синие… В общем, вношу предложение! Первое: в корне покончить со старым. Зажить, как в древности, по-человечески. Создать колхоз «Светлый Рюм».

Поскольку я отказываюсь от должности председателя в связи с отлетом на родину, избрать председателем Лура Ионыча…

Сквозь толпу провожающих к Ефиму протолкался опечаленный робот Вася.

— Фима, заберите меня с собой, — попросил он тихо.

Тишкин вздохнул и сказал:

— Рад бы, мил человек. Но здесь ты нужнее, Василий. Ты за Марзуком доглядывай, друг…

Лур протянул Тишкину подарок, два выходных хитона, мужской и женский, и с грустью сказал:

— Фима, не забывай нас! В дни получки обязательно выходи на связь в девять утра, как договорились.

…В четверг после небольшого дождика без особого шума Тишкин опустился на колхозный выгон… Когда он ступил на порог родного дома, Даша едва не запустила в него половником, потому что ошибочно приняла его за Глоуса. Но Ефим рассеял ее заблуждение, когда вручил ей бусы и газетный кулек с конфетами-подушечками…

Глава пятнадцатая

Как стало известно, недавно делегация колхозников в лице Ефима Петровича Тишкина возвратилась в родной колхоз с планеты Рюм, где она побывала в соответствии с программой межпланетного культурного обмена. Корреспондент «Научного вестника» посетил Ефима Петровича в его загородном доме в деревне Верхние Тишки. Ниже мы публикуем репортаж корреспондента «НВ».

— Как долетели, Ефим Петрович?

— Спасибо, хорошо. Как раз уложился в два световых года, хотя…

— Как вас принимали на Рюме?

Ефим Петрович улыбается:

— Очень по-дружески. Выстроился, конечно, почетный караул академиков, рукопожатия, цветы, объятия, возгласы привета…

— Скажите, какие проблемы волнуют Рюм?

— Проблем у них невпроворот. Куда ни плюнь — проблема. Вот взять Марзука, этого, самого синего. Он беспременно норовит всех жителей в сон загнать, проще говоря — в анабиоз. А они не спят. Так, покемарят малость и опять… шу-шу-шу… проблемы подымают. А он тоже, конечно, уперся. Такой мужик хлопотливый, вроде нашего бригадира. Сейчас он угомонился. Как зачал оледенение свое проталкивать, мы с простыми рюмяками дали ему по шапке, он сразу лапы кверху.

— А какое впечатление произвел на вас Лур, президент Мозгового Центра?

— С этого чего и взять? Ведь раздваивается по-страшному — в лоскуты. Стянешь его ремнем, тогда ему сразу цены нет. Как зачнет проблемы решать, так молотит — не подходи! Все проблемы перерешает — и в слезы. Возьми, просит, меня, Ефим, к себе на ферму, цивилизация эта, химия проклятая заела!

— Скажите, что вас больше всего поразило на Рюме?

— Нету у них никаких знаков или там вывесок ни на улицах, ни внутри; где лево, где право или как в кассу пройти — неизвестно. Поэтому ихняя цивилизация то и дело заезжает в тупик. Но рядовые рюмяки проявляют жадный интерес. Я с ними поделился планами нашей бригады, не утаил и свои производственные секреты.

— Как вы расцениваете искусство и литературу Рюма?

— С этим не густо. Нет покуда у них своего Магомаева, своей Пугачевой. Поделился я с рядовыми рюмянками и в этом плане. Молодые рюмянки охотно разучили с моего голоса песенку про короля.

— Вам довелось включиться в движение бывших женщин Рюма, возглавляемое Эйлурией. Как протекали ваши с ней беседы?

— Протекали в порядке контакта. Я познакомил товарища Эйлурию с постановкой ясельного дела в Верхних Тишках. Затронули мы и другие вопросы, но об этом после.

В эту секунду Дарья Матвеевна, о которой словами поэта можно сказать, что «сидит, как на стуле, двухлетний ребенок у ней на груди», демонстративно встает и выразительно гремит ухватом у печи. Поспешно задаю следующий вопрос:

— Что вам известно о таинственной судьбе Глоуса? Ведь он не долетел до Рюма. Не затерялся ли он в межгалактических просторах?

— Да куда он затеряется? — в сердцах возражает Ефим Петрович. — Поглядите-ка в окошко.

Я гляжу в окошко, Ефим Петрович объясняет:

— Видите, вон телега стоит? А у ней пятое колесо. Это он и есть! Замаскировался.

Ефим Петрович высовывается в окно и строгим голосом кричит:

— Глоус, не балуй!

Телега трогается с места и поспешно катится в поле.

— Вот так с ним и маемся, с шельмой, — вздыхает Ефим Петрович.

Глубокая, содержательная беседа завершается. Дарья Матвеевна неторопко накрывает на стол. И вот уже заводит свою мирную песню самовар.

И вдруг сам собой в углу избы вспыхивает экран телевизора. Из косых сверкающих линий возникает голубое женское лицо. Спутанные волосы, громадные отчаянные глаза. Протягивая тонкие руки, Эйлурия точно борется с каким-то страшным ветром и кричит: