Пятиозерье

Кравец с сомнением промедлил.

— Я тебе ничего не приказывал, — устало добавил майор. — А ты ничего не слышал. Ты вообще во-он тот берег озера прочесывал... партизан ловил.

Кравец кивнул и скользнул обратно за угол, на ходу доставая черную шапочку с прорезями...

Майор медленно, расстегивая липучки бронежилета, пошел к воротам, где с минуты на минуту ожидались машины и автобусы. Он сделал сегодня все, что мог сделать. И ему было тошно...

Тогда же. Берег речки Каменки

Луч заходящего, кроваво-красного солнца как-то прорвался сквозь сплетение ветвей. И впился в открытые глаза. Женщина застонала. Приподнялась.

— Что... это.. было... — Собственный голос казался ей чужим, и слова звучали, как на хорошо известном, но не на родном языке.

Мальчик молча протянул ей руку, помог встать. Затем зачерпнул воду ладонью и смыл со своих губ запекшуюся кровь. И только потом ответил:

— Это! Да ничего особенного, иллюзии коматозного мозга... Видения умирающих и лишаемых кислорода нервных клеток.

Он улыбался, глядя на нее.

Сияющие потоки пламени, лившиеся из глаз, медленно гасли, сменялись бездонно-темным провалом взгляда.

Света (или не Света?) ничего не понимала.

И не поняла бы еще долго, если бы в голове не появились, — высветились, вспыхнули, взорвались, — слова. Слова, которые произносил не белоголовый мальчик Тамерлан — которые где-то очень далеко отсюда сказал (подумал?) Князь Ста Имен, Огнеглазый, Пронзающий, Сокрушающий Миры.

«Пусть умирают те, кто рождался; у нас свой, путь, Дарящая...»

А Базарга просто улыбнулась, странно растянув свою звериную морду. Улыбнулась молча. Но они — и Света, и не-Света — как-то услышали, почувствовали из невообразимого далека эту улыбку.

Глаза Тамерлана окончательно приобрели обычный вид. Но в одном из них продолжал пылать знак Базарги.

He-Света вдруг вспомнила: где, у кого и когда она видела похожие глаза — темные колодцы с пульсирующей в одном из них звездой; колодцы, рождающие порой неудержимые всплески сверкающей силы...

Это было давно.

Очень давно.

Душной ночью на дороге в Дамаск...

А теперь пребывают сии три: Вера; Надежда, Любовь; но Любовь из них больше...

1 Кор 13:13

Тамерлан рассмеялся чисто и звонко, как умеют смеяться двенадцатилетние дети.