Пятизвездочный теремок

В коридоре толпились люди, одна из женщин живо принесла вспотевшему от злости Валентину воды, тот швырнул стакан в дежурного, заорал, пообещал отрезать парню сами догадайтесь что, вел себя безобразно. Ясное дело, доктора скрутили прибежавшие на шум сотрудники. Колыванов несказанно обрадовался поведению Бракова. У Родиона не было ни малейших улик, чтобы задержать кардиолога. Лишь «чуйка», которая ему подсказывала: Валентин явно замешан в убийствах. Но «чуйку» к делу не пришьешь. Следователь был обязан отпустить врача, и тут последний устроил дебош. Тихо радуясь неумению врача держать себя в руках, Колыванов засунул его в обезьянник, как лицо, напавшее на сотрудника полиции при исполнении служебного долга.

Услышав последнюю фразу, я захихикала.

— Что тебя развеселило? — не понял Вовка.

— Напавшее лицо, — объяснила я, — а остальные части тела: руки, ноги, туловище в нападении не участвовали?

— Не смешно, — поморщился Костин, — по этой статье можно ого-го как сесть. Колыванов подумал: врач нервный, посидит за решеткой, глядишь, опять возмутится и в порыве ярости сболтнет лишнее. Но вышло иначе, чем Родя рассчитывал. Естественно, в больнице вмиг узнали, что Браков сидит в камере. Коллектив накатал письмо руководству МВД, медики потребовали прекратить травлю врача. Но Колыванов не сомневался: Валентин Львович что-то скрывает. И вдруг! Через день на шоссе неподалеку от Полынова находят тело Ларисы Гурковой. С табличкой «Наказана». На трупе остались следы жестоких пыток, таких же как у предыдущих жертв. Эксперт дал заключение: все они с большой долей вероятности нанесены одной рукой. И что прикажете подумать? Взяли не того! Настоящий преступник на свободе! Бракова отпустили, из полиции он вышел свободным человеком.

Глава 21

На работе Валентина Львовича не особенно любили за жесткий нрав, за манеру вставать на утренних конференциях и сообщать прилюдно о косяках, которые совершили другие врачи. Ну, не принято так себя вести! Есть же понятие профессиональной солидарности! Увидел-услышал-узнал, что коллега допустил ошибку, шепни ему об этом на ушко. И уж совсем невозможно орать на доктора в присутствии больного! Ну ни один из врачей так не поступает! А Браков мог подойти к кровати, около которой стоял кто-то из ординаторов, и взвизгнуть: «Какого черта ты назначил бедолаге мочегонное? На тот свет мужика побыстрее спровадить решил? Диагноз твой на фиг неверен. У него…» И называл совсем другую причину недуга. Но самое интересное! Браков всегда оказывался прав, он никогда не ошибался в диагнозе.

Молодые специалисты боялись Валентина Львовича как огня. Да что там едва оперившиеся птенцы гнезда Гиппократа. Главный врач клиники, доктор наук, профессор, академик, весь увешанный орденами и званиями, и тот задумчиво тянул, глядя на больного:

— Давайте-ка позовем Валентина Львовича, пусть скажет свое мнение.

Через пять минут в палату врывался Браков и начинал:

— Почему на тумбочке бутылка сладкого пойла с пузырями? Как тебя зовут?

— Петя, — робко блеял мужик на койке.

— Петя, хочешь завтра подохнуть? — задавал свой коронный вопрос enfant terrible[3] клиники.

— Нет, — шептал больной.

— Тогда какого… дерьмо в себя заливаешь? — осведомлялся доктор, потом показывал на телевизор: — И… смотришь?

— Батенька, — гудел главврач, — мы тут имеем камни в почках. Но я хочу выслушать ваше мнение.

Валентин быстро смотрел анализы и говорил:

— Если Петя глушит сладкую газировку, то камни у него в мозгу. Боли в спине не от почек. Онкология у него.

— Ну… — бормотал академик, — мы все проверили. Олег Геннадьевич лично смотрел его на предмет злокачественных новообразований. Не имеем подобного… э… казуса.

— Ну раз сам Олег Геннадьевич им занимался, мне надо помолчать, — фыркал Браков, — я остаюсь при своем мнении. Это онкология. Желудок.

— Гастроскопия чистая, — отбивался главврач.

— Супер, — кивал Браков, потом смотрел на больного. — Петя! Не дрейфь. У тебя самое начало рака. Фигня. Прооперируют, и забудешь. Требуй повторного обследования. Кто гастроскопию делал? Зинаида Ивановна? Да? Проси вот этого дядю, он в больнице главный, его умоляй, чтобы тебя Семен Петрович посмотрел! Зина на один глаз слепая, на второй кривая. Дерьма не пей, говна не ешь, телевизор не смотри, читай веселые книги и знай: ты не помрешь. С тем, что у тебя, на тот свет уезжать рано! И вообще онкология не твоя смерть! Ты в зоне риска по сосудам.

Высказавшись, Браков уходил. И что в результате? При повторном обследовании зоркий глаз внимательного узиста находил нечто микроскопическое, едва заметное… то, чего не узрела вечно куда-то спешащая Зинаида Ивановна.

Валентин Львович никогда не отказывал в консультации тем, кого лечили другие доктора. А уж за своих пациентов он дрался аки лев, проверял содержимое тумбочек, выбрасывал в окно продукты, которые приносила сердобольная, но до изумления глупая родня, мог наорать, обозвать пациента идиотом за курение или еще похлеще высказаться. Общаться с таким врачом очень трудно. Но многие больные, поступая в клинику, говорили в приемном покое: