Пятизвёздочный жених

Ночью у меня поднялась температура. Пошатываясь и кутаясь в плед, я приковыляла на кухню. В аптечке сиротливо примостились упаковка аскорбинки и ложка для обуви. Желая унять дрожь, снова легла в постель и накрылась одеялом. Вот так помрешь, и никто знать не будет, удрученно подумала я и забылась тяжелым беспокойным сном.

Мне снились мамины руки, которые гладили по голове, взбивали подушку и поили чем-то сладким, обжигающим. Поморщившись, я разлепила глаза и снова сощурилась от беспардонно яркого солнца.

– Лизка?

Подруга в моем халате наклонилась к прикроватной тумбочке и добавила к натюрморту из разорванной пачки «Фервекса» и блюдца с криво нарезанными кружками лимона пузатую чашку.

– Я еще в кафе заподозрила, что ты расклеилась. Звонила весь вечер, а ты трубку не брала, вот я и прикатила. Дверь была не заперта. Какая ты безалаберная!

– Провозилась со мной всю ночь? Не было других планов?

– Нелька-овца звала в тот новый клуб, но я не поехала, как-то там уж слишком пафосно, – небрежно бросила Лизка. – И потом у тебя температура все не спадала…

– Это всего лишь простуда. Надо было поехать.

– Считаешь меня законченной эгоисткой?

Мне вдруг до дрожи в коленках захотелось, чтобы Лизка оказалась законченной эгоисткой, которая уехала ночью в клуб, бросив меня на верную смерть. Ее забота была сейчас невыносима, как слишком яркое солнце.

– У тебя такой замученный вид. Поспи еще, – предложила она.

«Фервекс» делал свое дело – глаза закрывались сами собой, но уснуть я не могла. Что-то мешало, как крошки в постели. Лизка заслуживает знать правду. Я должна все ей рассказать!

– Лиз, нам надо поговорить…

– Да не вздыхай ты! Знаю я все. Вчера не могла тебя найти и позвонила ему.

– Кому?!

– Максу, конечно! Он сказал, что вы расстались. Ты ведь из-за него расклеилась? Дурочка! Не понимаю, как ты вообще встречалась столько лет с этим занудой! Однажды я спросила, как здоровье его бабушки, и выслушала увлекательнейшую сорокаминутную лекцию об опоясывающем герпесе. – Лизка потыкала двумя пальцами в открытый рот, изображая рвотные позывы. – Забудь его!

– Уже забыла. – Слезы обожгли глаза, и я повернулась на другой бок.

– Дурочка! – ласково прошептала Лизка и погладила меня по голове. – Выздоравливай. А уж потом мы эту дурь из тебя вышибем. Поедем куда-нибудь или… Чего тебе хочется? Хотя нет! Я сама знаю, что тебе нужно!

– Лизка, я тебя обожаю! – Размазывая слезы по щекам, я улыбнулась ей через плечо.

Подруга всегда точно знала, что мне нужно. Только то, чего хотелось ей самой.

Лилии были повсюду – в вазах всех мастей, ведерке под шампанское и даже в кастрюле, на эмалированном боку которой тоже красовались какие-то цветы. Слишком много цветов. Ненавижу лилии! Есть в них что-то хищное, как в раззявленной львиной пасти.

Лилии скалились, ухмылялись, источали аромат, который плавал по кухне, как угарный газ. Этот тошнотворно-приторный запах проникал сквозь каждую клеточку кожи и разъедал изнутри, как серная кислота. У меня заломило висок.

Тетя Наташа разлила по фарфоровым чашкам зеленый чай. Сделав глоток, я сморщилась. Показалось, что чай тоже пахнет лилиями.

– Лизка, твоего нового поклонника надо как-то нейтрализовать! – смеялась тетя Наташа, нарезая роскошный пирог, покрытый шоколадной глазурью и мелкими кусочками грецкого ореха. – Пусть прекращает скупать цветы в промышленных масштабах, а то уже кажется, что мы живем в мавзолее!

Подруга посмотрела на меня и виновато улыбнулась:

– Как-то сказала Алексу, что обожаю лилии, вот его и сорвало с катушек.

Мне так и не хватило духу сказать ей правду. От этого голова болела больше, чем от мавзолея лилий, подаренных подруге моим мужчиной.

– А чем вообще занимается этот цветочный даритель? – закинула удочку тетя Наташа.

– У него свой ЧОП.

– А квартира есть? – прищурилась она и вдруг подпрыгнула на месте. Видимо, Лизка пнула ее под столом.

Любопытная родительница отодвинулась подальше.

– И вообще, он к тебе с серьезными намерениями или как?

– Мама! – прошипела Лизка, указывая на меня взглядом.

Подруга была убеждена, что я страдаю из-за разрыва с Максом, и не хотела обострять боль своим безоблачным счастьем. Вот уже третий день она, как заведенная, таскала меня по салонам, считая СПА лучшим средством от несчастной любви. Я же, словно в прострации, смиренно спускала остатки зарплаты на шоколадные обертывания, хотя обычно предпочитала шоколад внутрь.

– Кушай, детка, а то худющая стала – одни глаза! – вздохнула тетя Наташа.

Я потерла тяжелый висок и тоскливо посмотрела на кусок шоколадного шедевра на своем блюдце. Есть почему-то не хотелось.

– Одни глаза! – сокрушенно повторила она. – Твоя мама с меня три шкуры спустит!

Тетя Наташа и мама дружили со школы. Их нежной привязанности не помешал даже переезд Лизкиного семейства из нашего города в столицу. Казалось, мамы его и не заметили. Так и висели на телефоне, как будто все еще жили на соседних улицах.

– Кстати, на днях видела твой сюжет о боди-арте, – продолжала тетя Наташа, – ну, тот, когда тебя разрисовали под помидорку.

– Под Человека-паука.