Пятнадцать ножевых

— Двадцать пять. Тысяча восемьсот двадцать пять рублей, — мрачно ответил ректор. Похоже Петров уже мысленно кого-то вычеркивал из списка.

— Внесу в кассу в ближайшее время.

Тысяча с лишним рублей у Панова на сберкнижке. Чего им лежать мертвым грузом, ждать девяностых… Пусть лучше послужат на благо решения жилищной проблемы. Не страны в целом, а моей лично. Плюс расписка. Ее я тоже собирался «монетизировать». В заначке немного есть. Продам что-нибудь. Займу. Не важно.

— А взносы как платить будешь? Ежемесячно! — ректор не сдавался. — Шестьдесят рублей, не меньше! У тебя стипендия сколько? Сорок рублей?

— Да, повышенная — покивал я — Но есть еще скорая…

— А там сколько получаешь? Сто? Сто двадцать?

— Восемьдесят. Так ссуду же взять можно, полпроцента в год, потяну.

— А пошлют тебя по распределению в дальние края, будет твоя квартира пустая три года ждать тебя! — ректор покачал головой.

— С распределением вопрос я постараюсь решить, — заявил я. — Я в Институте питания помогаю в исследованиях, будут результаты — обещали похлопотать.

На самом деле ежемесячные платежи я не тянул. Только первый взнос. И сразу ссуда, хоть на какой срок, с ее помощью чуть ли три четверти суммы покрыть можно. СССР — это огромная касса взаимопомощи. На том, кстати, и погорел.

Дальше ректор скептическа качал головой, Фролов мягко его убеждал. Если бы не коньяк — остался бы я с голой грамотой. Которую можно повесить только в сортир — другой пользы от нее нет. Сначала ректор с помощником выпили одну рюмку. Принесли кофе. Под это дело они налили вторую… Я понял, что мне пора. Взрослые ребята свои вопросы решать будут без меня.

Зато мне сказали куда принести документы для включения в очередь на кооперативный дом на Девятьсот Пятого года.

* * *

А дальше неинтересно. Давид исчез куда-то, Баринов тем более. Наивный юноша, сколько ни бегай, только умрешь уставшим. Звонить Томилиной не буду, пусть отдохнет от меня. И хоть от вчерашней шапкозакидательской закладки остался один патрон, на который я всякий раз натыкался, когда засовывал руку в поисках мелочи.

И я пошел просто прогуляться. Времени вагон, есть не хочется, планов на сегодня никаких. Какой же я молодец! А что, сам себя не похвалишь… Вчера Морозов мои догадки одобрил. Поиграть с газовым составом воздуха сам бог велел. А профессор точно помнил, что в эту сторону они и не двигались даже. А сопутствующую микрофлору пытались убить пенициллинами. Всё не то. А с хорошим лаборантом я быстренько покажу Игорю Александровичу искомое. А его дело — дать живительного пинка аспирантам, чтобы статью готовили. Квартиру сегодня считай, из воздуха достал. Деньги платить? Не смешите. Да любой иногородний и втридорога заплатит, лишь бы в таком месте жильем обзавестись.

Надо себя побаловать чем-нибудь. А чем? Обедом в том ресторанчике? Одному идти не охота. Алкоголь? Тоже не тянет. А уж старый добрый шопинг, успокоитель нервов моих современников, в теперешней Москве только в виде репортажа по телевизору существует. Ну да, снимут очередь перед магазом в Нью-Йорке в канун черной пятницы — готовая агитка про тяжелую жизнь простых трудящихся.

Так ничего и не придумал. И ладно, вон, в парке погуляю. Который культуры и отдыха имени товарища Пешкова. Чем он хорош, что на качели-карусели ходить не обязательно, и так время провести можно. Посидеть на солнышке, наслаждаясь последними теплыми, хоть и относительно, деньками. И даже поесть мороженого. Пломбир в вафельном стаканчике. И даже пойти за второй порцией. И не потому что у него какой-то совсем уж волшебный вкус, как некоторым кажется через годы, через расстояния. На душе хорошо, вот и всё.

А возле входа из будочки звукозаписи Боб Марли радостно пел про то, что все в эту жизнь попадают с холода. Ну да, у них там на Ямайке морозы сильные. А ведь он живой еще, чертяка, черпает жизнь полной ложкой. Куплю, наверное, кассету, послушаю. Всех удовольствий восемь рублей за ТДК с записью. А на второй стороне концертник с «No Woman No Cry». И — домой.

* * *

Так до вечера и проболтался — то стирку затеял, то вещи перебирал и в шкаф развешивал. Котлет из кулинарии нажарил, с макарохами. Вот последние, в отличие от мороженого — шлак. То они альденте до хруста на зубах, а на десять секунд отвернулся — получай переваренную массу. Только тертый сыр немного спас ситуацию. Одно расстройство. Хорошо еще на душе, а не в кишечнике.

Томилина позвонила сама. Мы с ней мило поболтали, о том и сем, у меня даже мелькнула в голове мысль — а не пригласить ли ее к себе, чем черт не шутит? Продолжим вчерашний турнир по постельной борьбе, расслабимся. Но тут Лена меня просто огорошила. Начала прощаться, дескать, надо выспаться, встретимся на дежурстве с утра.

— Как это «с утра»? — удивился я. — Наша смена послезавтра, ты ничего не попутала?

— Сама удивляюсь, Лебензон позвонил, так и так, производственная необходимость. Я про тебя спросила, он ответил, что тебе Галина Васильевна должна позвонить.

— Да? Может, забыла? Или позже напомнит?