Пятнадцать ножевых

Харченко озабоченно покосился на меня, обернулся назад в салон. Там, сидя в кресле, дремала Томилина, которая за смену сильно умаялась. Вроде и не было ничего сложного, а нервы нам потрепали. Обычная рутина, когда подвигов не совершаешь, а просто тупо ездишь с давления на сердце, а потом с живота на «всё болит», выматывает столь же неслабо. Особенно на последнем выезде, когда пришлось тащить пациента в Боткинскую. Увы, ближе никто нас не принимал. Слава богу, в восьмидесятом году знаменитых московских пробок еще нет, доехали быстро. К сожалению, в больничке к нам прицепился врач дежурного отделения и начал пить кровь литрами. Томилиной, потом мне. Не по профилю госпитализация, тут заполнено не так, а вот здесь почему нет вот этого… Чуть не врезал ему. С правой ноги. Нет, я понимаю врача. Принять пациента под конец дежурства — значит сильно усложнить себе жизнь. Надо же описать, про лечение, обследования не забыть, и всё это вручную, никаких компьютеров и благословенной копипасты. Вот и ворчат доктора, назначая виноватыми проклятых извозчиков, которые спят и видят, как бы подпортить жизнь благородным донам из стационара.

— Где вы сейчас находитесь?

— Едем по Горького со стороны Ленинградки.

— Срочно! Я повторяю, срочно езжайте в гостиницу «Метрополь». Вас встретят у главного входа, с площади Революции.

— Что там? — не из праздного любопытства спрашиваю, надо знать что брать. Всё барахло из машины придется долго носить.

— Суицид, реанимация.

— Приняли седьмая, «Метрополь» с Революции.

— Поторопитесь, пожалуйста, седьмая, спасибо.

Да уж, реанимацию в таком месте быстро пристроить — любой диспетчер благодарить будет. Потом, не дай бог, начнутся разборки, поднимут все журналы, поинтересуются, кто из бригад где был, почему не отзывались. Кому это надо? Ведь диспетчер — не телефонист, вызов принять, обработать, решить, кто поедет, много еще чего, в том числе и следить за бригадой — кто где сколько был и прочее. А тут приходится соблюдать баланс, не переусердствовать. Помнить, что по ту сторону рации тоже люди, которым надо поесть и сходить в туалет, заехать в магаз за куревом и водой. Короче, собачья работа. Даже если не считать придурков, набирающих 03 ради возможности услышать женский голос в трубке и подышать страстно.

Харченко без напоминания включил иллюминацию на РАФике, втопил педаль газа — с утра на Тверской почти пусто. Спустя пару минут мы подруливали прямо к центральному входу главной московской гостиницы. Нет, есть конечно, Россия в Зарядье, но… Метрополь — это уровень и шик. А также вековая история.

У входа нас встретили двое из ларца в серых костюмах, постоянно подгоняя, потащили на третий этаж. Бурильщики? И хоть бы одна зараза помогла тащить кислород с кардиографом. Взяли с собой почти всё кроме шин. Для показухи сгодится, надо брать по максимуму. А как же: висельник, родня, а тут еще и эти… невежливые. Ладно мне не помогают, а Томилина ящик с лекарствами тащит.

— … внучка. Госпожа Джулия Хаммер — до меня доносились лишь отдельные слова чекиста, втолковывающего на ходу Томилиной обстоятельства дела.

В самом люксовом номере с окнами с видом на Кремль толпилась куча бледного народу. Не то чтобы толпа, но охрана отечественная, плюс импортная, эти одеты в черные костюмы, даже дежурная по этажу высматривала подробности издалека.

— Дайте пройти! — рявкнул я спинам «зрителей». Народ, увидев нас, расступился. На полу головой к двери лежала худенькая костлявая девушка в джинсах и белой футболке. Ей делал искусственное дыхание лысый мужчина в очках. Рядом нажимал на грудь молодой парень в строгом черном костюме. Усердно качает, с похрустыванием. На самом деле то, что при реанимации ребра обязательно ломаются — миф, который распространяют известно кто.

Томилина встала на колени у девушки, приложила к груди головку фонендоскопа. Я открыл ампулу с адреналином. Начал набирать его в шприц. И тут мне в глаза бросилась левая рука пациентки. О, Хьюстон, у нас проблемка. Вен на горизонте не намечается. Такие «дороги» сейчас редкость, по крайней мере, у нас в стране. А уж в «Метрополе»… Куда ей колоть? При реанимации все средства хороши. Под язык — самое оно, до сердца долетит быстрее чем от руки. Можно и прямо в сердце, но это укол последней надежды.

— Кардиограф! — крикнул я Томилиной и даже подтолкнул ей прибор ногой.

Пока она разматывала провода, я оттеснил в сторону пожилого, открыл рот пошире, уколол адреналин под язык. Да уж, работал очкарик на любителя. Язык почти запал, дышал реаниматор куда угодно, только не в легкие. Что-то попадало, но так, крохи. Сейчас бы заинтубировать и посадить этого же кренделя с мешком Амбу дышать и тем самым освободить пару рук. Но фиг вам, реанимационный набор на линейной бригаде — ненаучная фантастика. Хорошо хоть какое-то подобие «амбушки» есть, и то хлеб. Так что ждем приезда спецбригады, они нас аккуратно оттеснят в сторону и продолжат работу профессионально, поглядывая сверху, а жалкие любители в нашем лице отправятся на станцию, где нам самое место.