Пятое время года

– Леня, стой! Стой! Так нельзя! – Прямо на ходу выскочив из машины, она кинулась за свекровью. – Катерина Алексевна, подождите!.. Здравствуйте.

– Здравствуй, родимка! Ненаглядна моя! Спасибо, доченька, что приехала! – Уткнувшаяся в плечо Катерина Алексеевна жалобно завсхлипывала, и к горлу подступил комок.

– Что вы, Катерина Алексевна? Давно следовало приехать. Вы уж извините нас.

Свекровь без всяких церемоний, как родную, трижды расцеловала в щеки и, отстранившись, с неподдельным восхищением покачала головой в сбившемся набок платочке:

– Ой, Нина, да кака же ты красавица! А бабы-те соседски все смехи надо мной строют: небось, Ленька твой каку рябу нашел, а то уж давно б привез похвастать! Вот, мы им покажем, каки мы рябые!

За дощатыми воротами был солнечный дворик с кустами сирени, пушистенькой рябинкой, высокими «золотыми шарами». Бревенчатая изба с резными наличниками и открытым крылечком тоже выглядела очень приветливо.

Девочки выскочили из машины, и бабушка, всплеснув руками, бросилась их целовать:

– Ой, батюшки! Каки девочки-те хороши!

Инуся засмущалась, захлопала глазками. Жека сама повисла на бабушке:

– Баб Кать, у тебя собака есть?

– Не, милка, собачки нету. Котик есть, курки, гуси, а собачки нету.

– А покажи кота!

– Дак не знаю, гуляет он гдей-то. Мышей ловит, а можа, рыбу удить отправилси. Он-от у меня хитрай! – Баба Катя ласково гладила Женечку по головке, а сама поглядывала на зардевшуюся от смущения Инусю, видимо, в первую очередь ее и желая развеселить. И правда, услышав про хитрого кота-рыболова, Инуся заулыбалась. Бабушка тут же взяла ее за ручку. – Пойдем-ка в избу, родимка. У меня тама еще кот. Усатай! Нина, заходь, милка, в избу! Леня, сынок, заходитя!

Такая непосредственная с невесткой и внучками, Катерина Алексеевна как будто бы робела перед солидным, взрослым сыном, который даже не удосужился обнять ее, лишь покровительственно похлопал по плечу. Какой-то истукан!

По деревянному крылечку, покосившемуся, но еще крепкому, сбитому из потемневших, некрашеных досок, она вслед за свекровью поднялась в прохладные темные сени, наклонилась под низкой притолокой, перешагнула через высокий порожек и очутилась в просторной кухне с громадной русской печью. Девчонки уже щебетали в светлой, в четыре окна, комнате. Чувствовалось, что Катерина Алексеевна очень ждала сына с семьей: повсюду пестрели чистенькие половички, белели кружевные салфеточки.

Уже освоившаяся Инуся скинула сандалики и, уютно устроившись на диване с круглыми валиками в белых чехлах, принялась с изумлением разглядывать глиняного кота. И этот диван, и кровать за ситцевым пологом, спинку которой венчала томная деревянная русалка, и резная, покрытая черным лаком горка для посуды, и буфет с множеством ящичков, точеных круглых ручек были сделаны местным мастером без особого вкуса, но, что называется, на совесть и с большой фантазией.

– Какая у вас интересная мебель, Катерина Алексевна!

– Это Иван мой, покойник, сам-от все изделал. Да ты садися, Нина, вона, на диван. Отдыхай с дороги-те, а я поможу Леньке вещи занесть. – Промокнув потное лицо фартуком, запыхавшаяся Катерина Алексеевна опять помчалась во двор.

– Женечка, слезь с подоконника и сядь на диван! Не балуйся и, ради бога, не разбей кота. Инуся, проследи, пожалуйста! Я пойду за вещами.

Баба Катя подхватила две тяжеленные сумки и потащила по высоким ступенькам в дом, а помешанный на своей «волге» Леня все протирал тряпочкой стеклышки. Глаза бы на него не глядели!

– Катерина Алексеевна, не нужно носить вещи! Леня сам все занесет. Покажите-ка мне лучше свое хозяйство.

Легкая дверь из сеней вела в маленькую комнатку, где стояли две кровати, застеленные одеялами из разноцветных лоскутков, столик под вышитой скатертью и резные деревянные табуреточки. Сладко пахло сеном, а в чистое окошко било солнце.

– Удобно вам тута с Ленькой будет? А девчонки-те со мной в горнице пущай спят. А не хочете, вы туда пойдитя.

– Что вы! Здесь просто замечательно!

– Пойдем, милка, я тебе огород покажу.

На старых раскидистых яблонях висело множество мелких зеленых яблочек. Здесь, сзади дома, хорошо было бы сделать стол с лавочками и по вечерам пить чай из самовара, как купцы в Замоскворечье. Все вокруг было ярко-зеленым, свежим, сочным – кусты смородины, крыжовника, малины, посаженные вдоль высокого, из кольев забора, зацветающая розово-голубыми цветочками картошка. Протоптанная в изумрудной траве тропка перешла в длинные деревянные мостки. С них, должно быть, полоскали белье в озере – спокойном, розовом в лучах уже низкого солнца и бескрайнем, как море. Теплая, ласковая на ощупь вода пахла водорослями.

– А купаться можно?

– Конечно! Тольки далече не забирать, там глыбко, утопнуть можно.

– Боюсь, теперь девочек не оттащим от озера.

– Да полно-те, пущай плещутся! Ленька наш-от цельно лето тута сидел. Вона, какой мужик вымахал!

– И рыбу можно ловить?

– А как же? Ленька завтря прям с утрева с удочкой и засядет. Пойдем, родимка, в избу, самовар у меня, чай, уж простыл. И девчонки-те, небось, есть хочут.