Пятый арлекин

Необходимо описать и личность Кольцова, сидевшего до этого тихо и неприметно со своей Людмилой Николаевной или Микой, как он ее называл по-домашнему. Кольцов являлся заместителем заведующего аптекоуправлением. Для непосвященного человека, а тем более порядочного, в такой должности ничего удивительного и фантастического нет, даже оклад более чем в двести пятьдесят рублей трудно предположить. Для справки: подобную сумму Борис Иванович Кольцов тратил только за один вечер в ресторане в отдельном кабинете с нужными людьми, да и то, порой, значительно большую, рублей в четыреста или пятьсот. С Микой его связывали давние отношения, устоявшиеся во всех аспектах жизни, в то же время они не были расписаны. Но главное — Мика, хотя и производила легкомысленное впечатление, была изумительной хозяйкой и что называется „домашней женщиной“, со своими взглядами на жизнь, которые в чем-то не укладывались в атмосферу и дух собравшегося общества. Чуть позднее описываемого момента она в одну секунду отвергла предложение Неживлева, похожее на предложение Карнакова Веронике, потому что считала не вправе изменять мужчине, с которым она ведет общее хозяйство и более того, которого любит, что соответствовало действительности. При отказе она не чувствовала никакой неловкости, просто сказала „нет“. Обычное казалось бы слово, а на мужчин действует магически в подобных ситуациях, и как бы некоторые женщины не объясняли свое падение разными непредвиденными ситуациями и чрезвычайными обстоятельствами, все эти объяснения оказываются несостоятельными при сопоставлении с вышеописанной Ситуацией. Произнесла Мика свое „нет“ негромко, чтобы не привлечь ничьего внимания. И хотя она танцевала с Неживлевым, известным бабником и интриганом по этой части, Кольцов тем временем с интересом рассматривал картину Нестерова, изображающую крестьянку возле плетня. Он полностью доверял своей Мике, а не женился на ней только потому, что хотел сохранить обстановку, картины и прочие ценности при возможных осложнениях с законом, ценности, не имеющие юридически никакого отношения к Борису Ивановичу. Кольцов своей Мике тоже не изменял, все свободные вечера проводил с ней, смотря телевизор и с удовольствием ожидая минуты, когда она в легкой ажурной сорочке погасит свет и кинется к нему в теплую нагретую постель. Вот какие странности может преподнести такая, объединенная одной идеей стяжательства и накопительства, компания. Во всем остальном порядочный семьянин Кольцов ни в чем не уступал присутствующим, исключая из этого числа беднягу Рожнова, окончательно запутавшегося в своих мыслях и на глазах теряющего собственную жену.

Вступление к личности еще одного подпольного миллионера Кольцова необходимо было для его характеристики, тем более, что хотел он произнести тост с претензиями на высокую культуру и интеллигентность. Рвался Кольцов на этот раз к поздравлению не столько для произведения нужного эффекта, хотя он любил сказать в подобных случаях что-нибудь оригинальное, сколько из искренних чувств к Неживлеву, потому что ценил его как личность, видя в нем частицу себя самого, уважал за умение жить и возможность пользоваться плодами жизни. Сам Кольцов, не имея такой надежной защиты как Неживлев в лице своего тестя, жил скромно, не считая возможным показать даже одной десятой своих доходов и в шутку называл себя перед Микой айсбергом. А стоил Кольцов, опять же пользуясь терминологией матерых жуликов, ни много ни мало, как ровно один миллион, нажитый продажей лекарств, имеющих наркотическое действие. Не секрет, что медицина пользуется подобными лекарствами для утоления болей при определенных болезнях. Кольцов же удовлетворял тех, кто был подвержен не болям, а чудовищной страсти наркомании, ужасающей и разрушительной в своих последствиях. Невозможно даже сосчитать, скольких людей, которые могли бы жить и в эти дни, ходить по улицам, любить, рожать детей, воспитывать их, погубил Кольцов. Был он гораздо большим убийцей, нежели какой-нибудь неврастеник, в припадке ревности бросивший в свою жену утюг и получивший за это полновесных десять лет. На совести Бориса Ивановича Кольцова были тысячи загубленных и искалеченных молодых жизней, он же по-прежнему был на свободе, весел, здоров, только держал про запас в нужном месте пятьдесят тысяч рублей для Олега Михайловича, дав соответствующие инструкции Мике на всякий случай, когда помощь того при внезапном аресте может сыграть решающую роль в последующем скорейшем освобождении. Притом, операции свои он проводил не через вторые руки, а через пятые-десятые, и не раз случалось так, что органы внутренних дел выходили на некоторых его людей: Только даже самые искренние из них, желавшие помочь следствию, не могли назвать Кольцова.