Пятый арлекин

К своему юбилею Неживлев готовился с особей тщательностью, что же касается сервировки стола и меню, то этим профессионально занимался заведующий производством крупного столичного ресторана Чуриков, известный деловому миру с пятидесятых годов и переживший, благодаря звериному чутью и связям, сотни ревизий и внезапных проверок, будучи осведомленным о них хотя бы за несколько часов. Все уважительно называли его Хозяином, потому что кроме бешеных денег, как это было известно узкому кругу близких к нему лиц, Хозяин был тесно связан с уголовным миром, и более того — имел на него влияние. Естественно, Чурикова пригласили на торжество не в роли обслуживающего персонала, для этого были выделены два молодых расторопных официанта, а в качестве уважаемого дорогого гостя. Знал Чуриков обо всех ужасающе много, но никогда не пользовался этим в ущерб доверию, за что считался незаменимым при многих жизненных обстоятельствах.

Компания, приглашенная на день рождения Неживлева, была примечательна одним свойством: всех объединяла общая идея. Уж какая идея — это иной вопрос, который требует пояснения, потому что в социалистическом обществе само понятие идеи стало естественно восприниматься в единственном смысле — идейном, если можно так выразиться. Пусть только про кого-нибудь скажут, что он «человек с идеей», как большинство тут же посчитает, что этот человек непременно вынашивает серьезную и важную мысль, обязательно направленную на всенародное благо. В то же время, «человек с идеей» может оказаться совершенно другого рода и реализовывать ее в сомнительном, с точки зрения закона и морали, направлении. Итак, если согласиться, что круг лиц, объединенных одной идеей, — не всегда те, кто неустанно печется о человечестве, легче будет приступить к характеристике гостей. Вне всякого сомнения, главной фигурой был здесь Александр Григорьевич Краснов. На тот период времени Краснову исполнилось сорок лет. Внешность он имел, вроде бы и солидную, и в то же время проскальзывало в ней что-то мальчишеское. Он знал об этом, и пользовался этим контрастом в каждом конкретном случае особым образом, достигая при этом максимальной выгоды. Там, где дело требовало солидного академического подхода и представительства, Краснов был внушителен и непреклонен в своем решении. В иной момент он преподносил себя в ином плане — в виде инфантильного, не достигшего зрелости мужчины, он и это исполнял с блеском и совершенством, которые могли бы принести ему заслуженную славу в любом театре страны, когда бы мог он подобным образом перевоплощаться на сцене. К слову сказать, талантливые актеры в жизни исполняют свои обязанности на сцене более чем посредственно, видимо не ощущая немедленной материальной пользы от необходимого перевоплощения. Особенно, хорошо удавалось проявить себя Краснову с женщинами тридцати и чуть более лет, не утратившим надежду на тихое семейное счастье, хотя и в чисто деловых отношениях, там, где требовалось сначала прикинуться «человеком несведущим в каком-либо вопросе, а потом выпустить когти и намертво прижать партнера, Краснов проделывал подобный номер на соответствующем уровне. Интересно отметить, что будучи от природы трусливым и постоянно боясь физической расправы, он умел даже опытному человеку внушить о себе мнение, как о сильной беспощадной личности, могущей постоять за себя и, тем более, отомстить. Последнее качество было присуще ему и в самом деле, так что не приходилось прибегать к игре для полной убежденности.

В тесной благонадежной компании любил Краснов заметить, что происходит от „того самого“ Краснова, но говорил об этом как бы в шутку и так, будто и гордился этим родством и, в то же время, осуждал его. И выходило, что заведись, положим, в их кругу человек, который мог бы подобный разговор понять иначе чем следует и информировать о нем соответствующие инстанции, то все равно, кроме анекдота, ничего бы не вышло. Таким образом, Краснов всегда страховал себя и не позволял расслабляться ни при каких обстоятельствах, приучившись к постоянному самоконтролю. Краснов-то и был „крестным отцом“ Неживлева, бывшего Яроцкого. Он же ему и невесту подыскал, откупив у известного спившегося спортсмена за три тысячи рублей, чтоб тот не пришел по пьяному делу на свадьбу и не учинил дебош. Но скандала боялся Краснов: нежелательно было на этой престижной свадьбе, где не было приглашенных ниже полковника, оглашать прошлое невесты, которую на некоторых загородных дачах окрестили „мармеладницей Ирэн“, за любовь к „сладкой“ жизни. Тот же Краснов и присоветовал Яроцкому сменить фамилию, зная, каким авторитетом пользуется генерал в определенных кругах. Впрочем, в этом вопросе мнение Краснова полностью совпало с мнением генерала Неживлева.