Пятый угол

Лиссабон, 29 октября 1940 года.

Дорогой господин Леблан!

Пишу эти строки в страшном волнении и спешке. Уже 11 часов. Через два часа уходит мой корабль, я должен отправляться на борт. И до сих пор никакой весточки от вас! Бог мой, где же вы скрываетесь? Живы ли вы вообще?

Я знаю только то, что рассказала мне ваша несчастная подруга консульша: что 9 сентября, после телефонного разговора со мной, вы ушли и больше не возвращались.

Бедняжка Эстрелла Родригес! В ее лице вы имеете друга, любящего вас всем сердцем. Как она скорбела о вас, как эта женщина волновалась! После того как мне удалось достать для нас билеты на корабль в Южную Америку, я каждый день встречался с ней. День за днем мы надеялись обнаружить ваш след — тщетно.

Эти строки я пишу на вилле вашей красивой отчаявшейся подруги. Она стоит рядом и плачет. И сегодня — в последний день — никаких сведений. Я пишу эти строки все еще в надежде, что вы по крайней мере живы и когда-нибудь сможете вернуться в этот дом, к этой женщине, которая так глубоко вас любит. Если небеса будут благосклонны, вы найдете мое письмо.

Я буду молиться за вас. Все еще надеющийся на свидание и очень преданный вам Вальтер Линднер.

Это было первое письмо. Томас уронил его на пол. Ему не хватало воздуха. Его голова внезапно готова была расколоться от боли.

Почему Эстрелла не сказала моему другу, где я нахожусь? Почему она не пришла сюда и не вызволила меня, как договаривались? Почему она так поступила? Почему, почему? Ответ на это дало второе письмо.

Лиссабон, 1 ноября 1940 года.

Низкий негодяй!

Вот и твой друг Линднер покинул страну. Теперь не осталось никого, кто мог бы тебе помочь. И теперь я хочу завершить свою месть.

Ты меня больше никогда не увидишь. Через несколько часов самолет увезет меня в Коста-Рику.

Твой друг написал тебе письмо. Свое я кладу рядом. Наступит день, когда следователь начнет выяснять, где я. Тогда ты получишь оба.

На случай, если следователь (что очень вероятно) сначала сам прочтет эти письма, я заявляю еще раз: ты обокрал меня, негодяй!

И заявляю также (это вас несомненно заинтересует, господин следователь!), почему я оставляю тебя навсегда: потому что я узнала, что ты немец, германский секретный агент, подлый, бессовестный, беззастенчивый, алчный, циничный негодяй немец! О, как же я тебя ненавижу, собака! Э.

5

— О, как же я продолжаю любить тебя, подлец! — стонала страстная статная Эстрелла Родригес.

В то самое время, когда Томас Ливен читал прощальное письмо в своей камере в «Альджубе», ощущая где-то в районе желудка арктический холод, черноволосая, изумительно сложенная консульша на другой половине земного шара сидела в самом дорогом апартаменте самого дорогого отеля в Сан-Хосе, столице республики Коста-Рика.

С покрасневшими глазами Эстрелла, чье сердце колотилось беспокойно и дыхание было неровным, охлаждала себя веером. Жан, Жан, не думать о тебе каждый миг, мерзавец ты этакий, которого, оказывается, зовут Томас Ливен, ты самый окаянный лгун, так обманувший мое доверие… И при этом, боже мой, я так тебя люблю!