Читаем Пифагор полностью

Гностицизм и писания его представителей были рано осуждены христианским богословием как злейшая ересь. Совсем другое дело — такой своеобразный, интереснейший памятник, как «Ареопагитики». Это цикл теологических трактатов, содержание которого отчетливо неоплатоническое, но который парадоксальным образом не только не отвергается христианской Церковью, а, напротив, признается весьма авторитетным в вероучительном отношении текстом.

Дело в том, что, когда создавались «Ареопагитики» (в V — начале VI века), их автор поставил под ними не свое имя, а имя Дионисия Ареопагита, видного христианского деятеля одного из самых ранних поколений (I век), первого епископа Афин. Иными словами, имя человека, жившего в ту пору, когда никакого неоплатонизма еще не было. И, понятно, трактаты, таким образом подписанные, никак не могли быть заподозрены в «еретических», неоплатонических тенденциях — весьма тонкий ход со стороны подлинного сочинителя! Он столь умело «замаскировал» свою собственную личность, что и по сей день нет однозначного ответа, кто был этот неоплатоник (большинство ученых склоняются в пользу грузинского мыслителя Петра Ивера).

Только методами филологической критики Нового времени удалось установить, когда именно были написаны его труды. Их, впрочем, так уж по традиции и продолжают называть «Ареопагитиками», а неизвестный их автор фигурирует в литературе как Псевдо-Дионисий Ареопагит. Говорится в них прежде всего о «небесной иерархии» (именно такое название носит первый и главный из трактатов этого цикла). Помнится, в бытность автора этих строк студентом МГУ один из сокурсников задал ему (понятно, в порядке «проверки эрудиции», чем мы все тогда баловались) вопрос о девяти чинах ангельских. Правильный их порядок таков (три триады): серафимы, херувимы, престолы; господства, силы, власти; начала, архангелы, ангелы. Между прочим, приведенная классификация — именно из «Ареопагитик».

Хорошо уже знакомая нам пифагорейская числовая мистика, как видим, тут сильно ощутима. Кстати, заметим в связи с этой систематизацией существ, стоящих над нами, вот еще какую закономерность. Девять чинов ангельских плюс сам Бог — получается десять. С другой стороны, три триады ангельских чинов плюс Бог — получается четыре. Десятка (декада), плавно перетекающая в четверку (тетрактиду), и наоборот. Чистый Пифагор! Даже боимся далее рассуждать в духе этой диалектики, дабы не коснуться самой сущности «сияющего мрака», как великий богослов Григорий Нисский (IV век) определял саму сущность непознаваемого Бога.

Кстати, не случайно мы упомянули здесь Григория Нисского. Он, а также его брат Василий Великий и их общий друг Григорий Богослов (иначе Григорий Назианзин) — эта великая «каппадокийская тройка» — с полным основанием слывут столпами «христианского неоплатонизма»[189]. Иными словами, их взгляды — подчеркнем, по своему духу не просто абсолютно христианские, но, скажем так, основополагающе-христианские (в частности, вся теология православия незыблемо держится на основах, заложенных святым Василием, двумя святыми Григориями и развивавшими их мысли последователями уже византийского времени, такими как Симеон Новый Богослов, Григорий Палама и др.), — подверглись весьма сильному неоплатоническому (а значит, и пифагорейскому) влиянию.

…Годы и века продолжают сменять друг друга. Пифагор в нашем восприятии по-прежнему существует в «двух ликах». Рационалист — и мистик. Ученый — и таинственный пророк. От этого уж, видимо, никуда не деться. С одной стороны, это человек, чьи портреты — как автора известной теоремы — висят в школьных кабинетах математики. Портреты, заметим, чисто условные: никто сейчас не знает, как Пифагор выглядел, никаких его прижизненных изображений не сохранилось, да их и не было. Правда, для математиков Пифагор — автор «скорее почитаемый, чем читаемый», тем более что и читать-то нечего: он, как мы знаем, ничего не писал (в отличие, например, от Евклида, который бок о бок с Пифагором красуется на стенах тех же математических кабинетов, но притом является автором прекрасно сохранившихся трудов).

С другой стороны, Пифагор — это та фигура, которая в силу своей загадочности неизменно привлекала и привлекает, вплоть до нашего времени, адептов любых оккультно-магических учений. В теософии Е.П. Блаватской, метафизическом традиционализме Рене Генона и других подобных «системах» самосскии мудрец, естественно, предстает в качестве одного из «великих посвященных», вечных учителей человечества, раскрывших ему трансцендентные тайны. И эта двойственность образа нашего героя, присутствовавшая уже в представлениях его ближайших последователей (а пожалуй, даже и современников, лично знакомых с ним), никуда не ушла и никуда не уйдет. Как бы то ни было, ясно, что Пифагор — среди тех деятелей мировой культуры, которые действительно, в полном смысле слова остались в веках.


ОСНОВНЫЕ ДАТЫ, СВЯЗАННЫЕ С ЖИЗНЬЮ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ ПИФАГОРА, А ТАКЖЕ С СУДЬБАМИ ЕГО УЧЕНИЯ

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное