Пикантное пари

– Тысяча гиней, старина, – сказал он резко. – Сам знаешь, у меня нет таких денег, не говоря уже о том, что мне даст выигрыш в этом споре.

Керби покачал головой, явно отвергая такую мысль.

Ваш отец сможет выплатить долг.

– Я не побегу к отцу! – воскликнул он, но внутренне поморщился.

Он уже думал об этом раз десять, не меньше. Энтони до сих пор не мог взять в толк, почему он заключил это необдуманное и явно опрометчивое пари. Однако спор имел место, и ему нужно с этим считаться. Мысль о том, чтобы попытаться объяснить своему отцу всю эту дурацкую ситуацию рождала лишь сожаление, что он не умер еще на больничной койке.

– Она не стоит того, – настаивал Керби. – Я знаю, вы считаете ее ангелом. Она вернула вас с того света, и не проходит и дня, чтобы я не поблагодарил нашего Отца Небесного за то, что она вырвала вас из когтей костлявой, так как сам я этого сделать не смог.

Керби замолчал, испытывая нетипичную для него неловкость.

– Она хорошая, правильная женщина, сэр, когда не закапывает на лугу мебель. Но она приходила в госпиталь не только ради вас. Она навещала всех, майор. Умирающих и бедных. Она посещала их всех по часам. Посещение больного не может быть основой для создания семьи.

Энтони ничего не ответил. Ему все это было известно. Даже лежа в бреду, он знал, что София навещает всех пациентов в госпитале. Но, несмотря на терзающие его каждую ночь сомнения, он верил в то, что к нему она приходила не так, как к остальным. Они много о чем говорили. Она рассказывала ему свои сны, и он видел тоску в ее глазах, когда она смотрела на него. Только тогда, когда смотрела на него.

Шевеля желваками, он сердито взглянул на своего денщика.

– Ты высказал свое мнение. Теперь уйди.

Отвернувшись, он не стал дожидаться, когда Керби выйдет из комнаты. Качая из стороны в сторону затекшей ногой, он намеренно не обращал внимания на человека, с которым прошел через жизненные передряги и поля сражений, который брил его, ухаживал за ним, даже мыл его. Он повернулся к Керби спиной и в нетерпеливом напряжении ждал, когда тяжелый отзвук шагов удаляющегося денщика затихнет.

Но вместо этого он услышал ее голос:

– Если вы не объясняете это ему, майор, возможно, тогда вы объясните мне.

Он резко развернулся, и от вида Софии, стоящей рядом с его денщиком, по его телу пробежала волна дрожи. Он никогда не думал, что ее мягкий голос может его напугать. Звук ее шагов отпечатался в его сознании, он слышал их во сне и ждал днем.

И все же она застала его врасплох, появившись тогда, когда он меньше всего был готов с кем-либо говорить, и особенно с ней.

– София, – прошептал он сдавленно.

У него перехватило дыхание при взгляде на ее невозмутим лицо, обрамленное золотистыми волосами, хотя ее локоны теперь были коротко острижены. Стоявший рядом с ней Керби церемонно ему поклонился и удалился из комнаты, но Энтони этого почти не заметил. Его ангел был перед ним, требуя ответа, который он затруднился бы сейчас дать.

– Ваш слуга говорил правду? Вы сделали мне предложен потому, что я навещала вас в госпитале?

Он смущенно замялся, радуясь тому, что она не слышала их разговора о злополучном пари.

– Я предлагаю вам покровительство, которое вам обеспечат мое имя и я лично, – сказал он сухо. – Причины не имею значения.

Однако она по-прежнему была непреклонна.

– Я уже отвергла ваше безусловно щедрое предложение майор…

В госпитале вы его приняли.

– Я уже передумала и отвергла ваше безусловно щедро предложение, – поправилась она. – Если вы хотите, чтобы я изменила свое мнение, вам придется огласить причины. Почему вам так нужно, чтобы я вышла за вас?

Расправив плечи, он поднял подбородок. Все его тело сковало такое напряжение, словно он стоял под дулами готовых его расстрелять карателей. Почему же ему это так тяжело дается?

– Я обязан вам своей жизнью, леди София. Только благодаря вам моя лихорадка отступила. Врачи говорят, что это было чудо. Я знаю, что это были вы.

– Ваше редкостно крепкое телосложение и выдающееся упрямство были причинами вашего выздоровления. А я лишь немного вас поощрила.

Он кивнул, и от этого движения его мышцы натянулись, подобно струнам.

– Вы были ангелом милосердия…

– И воплощением добродетели, – сухо добавила она. Так постройте мне склеп и возлагайте у него цветы. Нет нужды так мучить себя, начищая столовое серебро моей тети.

Он не шелохнулся, его тело оставалось совершенно неподвижным, но глубоко внутри у него родилось и набирало силу чувство, которое в нем пробуждала лишь она. Никто другой не мог сделать так, чтобы на душе у него стало светло. Радость нечасто посещала его, но когда София бывала рядом, играя, споря с ним, он ощущал внутри себя ее присутствие. Эта девушка была источником радости, и он лишь укреплялся в своем намерении сделать ее частью своей жизни.

– Давайте выйдем из комнаты дворецкого, майор, – стала уговаривать его София. – Мы можем расположиться в гостиной.