Пикник у Висячей скалы

Как только Альберт распряг Тоби, он сел в кресло-качалку и достал конверт от мистера Леопольда, жёгший ему правое бедро всю дорогу от станции. После тщательного и многократного изучения он знал адрес и прочее на память — благо, пожалованное не читающему братству и обеспечивающее безопасное хранение любой необходимой информации. Неграмотному фермеру, что сеет и жнёт согласно временам года, не нужно записывать даты в блокноте. Так, Альберт всегда с точностью знавший день, когда Тоби подстригли гриву и когда подковали кобылу в Вуденде, аккуратно сложил чек от Леопольда в жестяную банку под кроватью, и не имея больше необходимости обращаться к письму, сжёг его над огарком свечи и присел всё обдумать. Так же, как он сам сегодня утром несколькими обронёнными словами сильно повлиял на судьбы Тома и Минни, так и отце Ирмы, в порыве щедрости, изменил весь ход жизни Альберта. Вероятно, это полезно для нашего душевного равновесия, что подобные изменения в личной судьбе обычно замаскированы под простые повседневные события, как выбор на завтрак яйца всмятку или в крутую. Молодой кучер, устроившийся после чая в кресле-качалке этим вечером понедельника, понятия не имел, что уже отправился в долгое и роковое путешествие без возврата.

Альберт чувствовал, что нуждается в небольшом отпуске. Он всегда хотел взглянуть на Квинсленд и теперь, наверное, как раз время? Это решение далось легко и было не столь обременительным, как необходимость написать по меньшей мере три письма этим же вечером, что значило просить у кухарки бумагу, три конверта и отыскивать ручку, густо облепленную засохшими фиолетовыми чернилами. Несмотря на эти незначительные неудобства, он знал, что именно хочет сказать каждому из трёх своих собеседников, что не всегда случается даже с теми людьми, которые пишут грамотнее и разборчивее Альберта Кранделла. Итак, дочиста облизав кончик ручки, прежде чем приступить к письму номер один, он довольно гладко начал с:

Уважаемый мистер Леопольд, ваше письмо и чек, сэр, каторые я получил сегодня утром (23 марта) пришлись мне как снег на голову.

После чего сочинитель остановился, поразившись, что до сегодняшнего чудесного дара, кроме обычных чаевых и соверена от полковника на рождество, никогда на своей памяти не получал подарков. Кроме одного раза в приюте, когда один благожелательный старый дурак вручил ему Библию. И поскольку казалось необходимым сказать что-то ещё, кроме как «Спасибо за чек на 1000 фунтов» (да, целёхонький лежит в жестяной банке), он решил рассказать мистеру Леопольду как продал Библию за пять шиллингов, в надежде когда-то купить себе скакуна.

Что ж, сэр, тагда я был совсем мальчуганом и, конечно, никагда его так и не купил, хатя начал работать, как стукнуло 12. Теперь я присмотрю себе каго помаститей — хэндов[26] в 14. Здесь есть много хароших лошадей фунтов за 30 наличными, каторые у меня теперь есть благадаря вашей щедрости, сэр. Остальные деньги могут пока полежать в банке, пака я не придумаю, куда лучше их приспособить. Так что, мистер Леопольд, я всё ещё сам не свой от вашего щедрого подарка и уже буду кончать, сэр, так как почти полночь. Ещё раз большое спасибо и желаю долгой и процветающей жизни вам и вашей семье.

С благодарностью,

Альберт Кранделл.

Осталось ещё кое-что добавить в постскриптум, что заняло столько же времени на составление и написание, как и всё письмо.

На самам деле я никак не памог вашей дочери на скале. Вам все вокруг скажут. Это всё мой друг. Вашу дочь спас паренёк по имени д.[27]

Фитцхьюберт. Не я. Альберт Кранделл.

Письмо номер два полковнику Фитцхьюберту далось намного легче. Кучер назвал дату, подходящую для обеих сторон и порекомендовал Тома из колледжа, как человека «очень харашо ладящего с лошадьми», и закончил: