Пиксельный

Достаю оружие и неторопясь ступаю внутрь, ожидая чего-то опасного и грозного: большого зверя или страшного монстра, которого, прежде чем повалить наземь, придется обколотить с каждой стороны, дабы найти уязвимость.

В пещере к природным стенам редко примощены факелы. Они дают огонь, что спичка, зажженная во тьме – приятный огонь.

На первых шагах в гроте обычно ничего ценного не лежит, тут и там я нахожу вещи с малой ценностью. По земле разбросано золото, по одной монетке, валяются стрелы, ржавый, выцветший одноручный топор, по мне – бесполезное оружие; также тут аккуратненько, для нагона жути раскидали немного костей, сломанный щит, дубинок пару, да развороченных и подгнивших бочек три штуки. Тут растут грибы, но собрать их я не решаюсь, это долгое и нудное занятие, собирание грибов, тем более, они не шибко ценятся у местных торговцев.

Я продвигаюсь дальше, и до меня доносятся знакомые звуки. Я уже знаю, что впереди меня ждут гоблины.

Так и случается. Мне приходится воевать с дюжиной маленьких, но довольно проворных существ, которые при всей своей старательности, не напугают. И хотя им по силам заставить тебя по нескольку раз перезагрузиться, если угодишь в окружение из нескольких супостатов, все же больших проблем не доставляют. Достаточно их выманивать по-одному или по двое, и дело в шляпе.

Они бойкие, юркие, бегают за тобой на всех парах, постоянно издают нелепые звуки и смешно бьют оружием о землю; драться с ними довольно забавно, но нельзя терять бдительность. Вот отвлечешься, оббежит тебя один такой барабашка, да как начнет колотить со всей прыти, что опомниться не успеешь.

Когда последний гоблин проревел и упал навзничь, я убрал меч и принялся собирать разбросанные в округе зелья и свитки заклинаний – эти бойкие доходяги, по всей видимости, совсем недавно натащили сюда добра, и в сундук даже не подумали убрать: там не оказалось ничего ценного, кроме пары золотых и грибов. Хотя, чего с них взять?

Идти в ночь по тропе жутко не хочется. Я остаюсь спать в пещере, используя нехитрые постели гоблинов, сооруженные прямо на земле. Они оказываются мне впору.

А как иначе?

Рядом с постелями ровно горит огонь, бездымный и безкопотный. Он согревает, не дает засыреть вещам. Так и горит, никем не поддерживаемый.

Я усаживаюсь на постель и принимаюсь думать о Лене. В памяти всплывает сегодняшняя встреча.

Жаль, что я сорвался. Назвал ее так гадко, наорал. Нужно было иначе. Только как? И с другой стороны, в чем я не прав? Она определенно превратилась в идиотку. Эмо-идиотку. Без жизненных принципов, целей, планов на будущее.

Что будет с ней дальше? Я ведь не могу просто сидеть и смотреть, а она говорит: так и делай. Ну не могу я, не чужой она мне человек, друга я не брошу.

Еще это «изнасилование»! Если скажет матери… Ох, лучше б не думать. Я тогда точно ничего не смогу поделать с этой эмочкой.

Огонь горит и не хрустит: и намека на оторвавшийся уголек не даст. Как газ зажгли, или… или запустили бенчмарк. Ровный такой, немой огонь, но все же сносно нарисованный.

А может… зря я?

В самом деле: ну гуляет она с безмозглыми подружками, одевается как крашеный олень, слушает чертову музыку, использует сленг как у умалишенных. Не конец же света!

Многие через что-то подобное проходили, вырастали из этого состояния, набирались опыта в придачу. К тому же, у эмо нет идеологической составляющей. Одно название, за которым ничего не стоит. Смутная атрибутика, не более того. Еще пара лет, и она сама забудет обо всем. Кто-нибудь видел взрослых эмо?

Я внимательно смотрю на огонь, но он по-прежнему лишь безмолвно согревает: ни искорки подымет, ни треска даст, ни порыва – собеседник никудышный.

В других мирах, бывает, огонь походит на рвущегося непослушного коня, или на птицу, перья которой не тронешь. Он может и рассказать, если подольше в него поглядишь.

А этот – обогреватель.

Я ложусь на нехитрую постель, выбираю в появившемся меню, до какого времени спать, проходит секунда или меньше, и наступает утро. Кажется, что ничего не изменилось, но все же этот мир успел поменяться кардинально.

Выйдя из пещеры, я вижу солнце, которое поднимается над лесом, вдалеке, брызгает поверх крон деревьев яркими лучами и застилает сладким янтарный светом всю округу.

Тут и там слышатся отдаленные звуки: где птичка чирикнет, где ветер щепочку погонит, а где зверь неведанный гаркнет, большим и грозным представится в воображении, или хрюкнет кто, рыкнет нехорошо, мол: утро утром, а ты знай, остерегайся. Звук, бывает, враз возникнет, в ту же секунду затухнет, а в голове все стоит, словно повториться просит.