Ответ двусмысленный, поскольку он отрицает и в то же время подтверждает царственное положение. Древние толкователи, начиная с Аврелия Августина и Иоанна Златоуста и заканчивая Фомой Аквинским, сходятся во мнениях по этому вопросу. Как утверждает Августин, Иисус сказал вместо «не в
мире сём (поп est in hoc mundo)» «не из мира сего (de hoc mundo)»; а Златоуст поясняет: «’’Царство моё не из мира сего” означает, что зиждется оно не на мирских делах и выборе людей, но что оно происходит извне, то есть от Господа Бога». Фома же добавляет: «Говоря, что Его царство не здесь, Он имеет в виду, что начало его не в этом мире, и всё же оно здесь, ибо оно повсюду (est tamen hic, quia ubique est)».Следовательно, Пилат не ошибается, повторяя: «Итак, Ты Царь (оикоип basileus ei s
у)?»[36]. Ответ Иисуса внезапно переносит тему разговора от Царства к истине:Ты говоришь, что Я Царь (sy legeis oti basileys eimi ego).
Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине (ina martyr eso tei aletheiai); всякий, кто от истины (ek tes aletheias), слушает гласа Моего[37].И здесь Пилат произносит то, что Ницше назовёт «тончайшим высказыванием всех времён (die grosste Urbanitat aller Zeiteri)»:
«Что есть истина (fi es fin aletheia)?».В действительности вопрос Пилата, в котором принято видеть ироничное проявление скепсиса (именно с этой точки зрения Шпенглер противопоставлял факты — Tatsachen, поборником которых был Пилат, истине, посланником которой был Иисус) и даже издёвку («аристократическая насмешка», с которой, как пишет Ницше, «римлянин» уничтожил бы Новый завет — Антихристианин
глава 46)[38], вовсе не обязательно таковым является. Более того, этот вопрос едва ли выделяется как «чужеродное тело» (Demandt, р. 86) в своём контексте, который — важно об этом не забывать — представляет собой контекст судебного процесса. Как предполагает Фома в своём комментарии, Пилат, поняв, что Царство Иисуса не связано с этим миром, хочет услышать истину и пытается узнать всё о царстве, о котором свидетельствует обвиняемый (cupit ventatem scire ас effici de regno eius): его вопрос — не об истине в целом (поп quaerens quid sit definitio ventatis), а о той конкретной истине, которую Иисус, кажется, имеет в виду, но суть которой префект не может уловить. Здесь сталкиваются не истина со скепсисом и вера с неверием, а две различные истины или же два различных представления об истине. В Евангелии от Никодима допрос продолжается, и Иисус отвечает: «Истина от небес»[39]. И лишь на новом вопросе Пилата («Значит, нет истины на земле?») и на ответе Иисуса («Взгляни, как Тот, Кто говорит истину, судит теми, кто имеет власть на земле») дознание завершается (Moraldi, р. 572). Решение земного суда не согласуется со свидетельствами об истине.с) (снаружи) В это мгновение Пилат вновь выходит (palin exelthe)
из претории. Часто подчёркивается тот факт, что он специально не стал ждать ответа Иисуса (Бэкон написал с иронией: «What is truth?, said jesting Pilatus and would not stay for an answer»[40]; но ещё Фома Аквинский заметил, что он responsionem non expectavit[41]). Причину его неожиданного решения можно понять по восклицанию, обращённому к иудеям: «Я никакой вины не нахожу в Нем. Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху; хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?»[42]. Не считая подсудимого виновным, Пилат должен был либо объявить о невиновности (в римском праве для этого предусматривалась формулировка absolvo[43] или videtur поп fecisse[44]), либо приостановить судебное разбирательство и потребовать провести дополнительное дознание (стандартная формулировка в данном случае звучала как non liquef[45] или amplius est cognoscendum[46]). Однако он хочет разрешить дело, воспользовавшись пасхальной амнистией. В течение всего судебного процесса — над этим фактом стоит задуматься — Пилат постоянно пытается уйти от вынесения приговора. Даже в конце, когда префект уступает бурным и настойчивым требованиям иудеев, он, как мы увидим, судебного решения не выносит: он ограничивается тем, что «предает»[47] (paredoken) обвиняемого евреям.