Пилюли для феи (СИ)

Каро плашмя рухнула на диван, пряча пылающее лицо в ладонях, и глухо замычала. Мысль о том, чтобы немедленно пойти и утопиться казалась всё привлекательнее.

* * *

Отец был один. И это само по себе казалось странным. Комната без секретаря, ближайших советников и неизменной охраны выглядела пустой — слишком просторной, слишком светлой. Солнечные лучи, пробиваясь через расписные бумажные стены, пятнали цветными лужами чёрный лакированный пол. А поверх их лежала тень от резной решётки, загораживающей веранду. И лишь тег, недвижимый, как статуя, казался монохромным: белые волосы, борода, шёлковые одежды цвета снега. Только глаза да лежащие поперёк бёдер ножны чёрные.

Яте вошёл, опустился на пятки, коснулся сложенных на полу ладоней лбом. Выпрямился, застыв в зеркальной позе. Только без меча — не положено. Мал ещё, не успел взрослого имени получить. Поэтому слушай, что тебе отец скажет, безропотно выполняй его волю. Не смей перечить, не смей даже слова поперёк вставить, как бы в душе не кипело, как бы ни хотелось орать. Не дорос ещё до права говорить.

Глаза у отца — оникс полированный. Своё крохотное отражение в них видишь, а больше ничего: ни мыслей, ни тем более чувств. Первый воин, никогда не ошибающийся мудрец. Так говорят и в это надо верить. Потому что он — правитель. И твой отец.

— Наставники рекли: «Никогда не говори, что чего-то сделать невозможно. Ибо тем самым ты обнаруживаешь ограниченность своего духа», — негромко произнёс мужчина. — Победы достойны те, чьи сердца не ведают страха. Теги были бесстрашны, но, видимо, этого недостаточно. Мы сделали невозможное, и этого оказалось мало. Одним бесстрашием и сильным духом не победить альвов. Может, они трусливы, ограничены и хитры. Но на их стороне мощь всех Семерых и винтовки. Против храбрости и мечей. Теги проиграли, сын. Наш мир будет уничтожен.

Яте уставился на свои руки, лежащие на бёдрах. Заставил дрожащие сжимающиеся в кулаки пальцы распрямиться. Опускать глаза, когда с тобой разговаривает отец — недопустимо. Вскочить и начать орать — за гранью. Как бы ни клокотала ярость. Она не оправдание. Если не можешь сдержать эмоции, то дух твой слаб. А это недостойно воина.

— Но ты будешь спасён. Это моя последняя воля. Тот, кого я зову своим другом, отвезёт тебя к ним вместе с остальными.

— Разрешишь ли сказать, отец? — голос сипит, горло перехвачено, как удавкой.

— Гнев — это недостаток юности, сын. Но им необходимо управлять. Иначе он пожрёт тебя, — кончик белой бороды чуть заметно неодобрительно качнулся. — Тем более, если Третий отмерил ярости больше, чем может вместить твой дух. Говори.

— Они не смогут увезти меня. Я не подхожу по возрасту. Мне уже двенадцать.

— Юность не только яростна, но и склонна не прислушиваться к чужим словам. Вспомни, когда ты сокрушался о своём малом росте и слабых мышцах, я сказал: «Когда-нибудь всё то, что ты сейчас считаешь несправедливостью, обязательно обернётся добром!». Сегодня наступил как раз тот день. Помни, сын, тебе не исполнилось и семи вёсен.

— Мне двенадцать! — нельзя повышать голос, нельзя! Но уже не только руки дрожат — спина ходуном ходит. Не до приличий! — Я могу сражаться! Любой наставник подтвердит: против меня боятся вставать и те, кто старше!

— Я всегда был уверен, что ты станешь хорошим, а, может, даже и великим воином. Но то время ещё не пришло. Да и сражения уже закончены. Или ты, захваченный своим гневом, не слышал, что я сказал? Теги проиграли, сын.

— Тогда спаси Тако! Брата моложе меня на целых три года. Позволь разделить твой путь, каким бы он ни был. Не заставляй принять этот позор!

— В том, что я прошу, нет бесчестья. Как ты думаешь, сын мой, почему альвы согласились спасти только детей? Нет, не отвечай! — отец властно поднял руку. — Сейчас я не смогу услышать от тебя ничего, кроме дерзких криков. Лучше запомни мои слова, ибо это последнее, что я скажу. Альвы мечтали заполучить могущество и мудрость тегов. И они сделали это. В наших детях сохранится сила. Но правители большой земли воспитают их своими рабами. Те, кто покинут острова, ещё слишком малы. Они не запомнят заветы предков, не будут знать нашей правды и законов. Дети тегов станут только слугами. Но ты уже достаточно взрослый, чтобы помнить. И отомстить. Слышишь, Яте, мой наследник? Вместо законного правления, я оставляю лишь месть. Это самый тяжёлый путь для любого живущего. Но мне некому его передать, кроме старшего сына. Ты понял мои слова?

— Да, отец, — удавка затягивается с садисткой медлительностью.

— Ты исполнишь то, о чём прошу?

— Да, отец.

— Ты клянёшься, что отмстишь за всех, кто уже погиб и тех, кому погибнуть только суждено?

— Да… — горло сжимается в игольное ушко, через которое и слова пропихиваются с трудом, — … отец. Клянусь.

— Хорошо. Поприветствуй тех, кто поможет начать тебе путь.

Когда эти двое появились на веранде, Яте не заметил. Впрочем, он бы сейчас и самого Третьего не заметил, явись Сес-Айс во плоти. Со зрением творилось что-то странное, словно тег на мир смотрел через грязное стекло.