Пилот МИГа - последний полет лейтенанта Беленко

В этой стране купить машину так же легко, как буханку хлеба! Каждый хочет продать мне машину. Их не беспокоит, могу ли я заплатить сейчас сразу. Они согласны получить аванс — несколько сот долларов — и вы получаете автомобиль! Как они могут так доверять людям?

Мчась в своей новой машине на Юг по многорядной скоростной дороге, Беленко испытывал особое чувство свободы, переходящее даже в некоторую растерянность.

Все это говорили мне Питер и Анна. Вам не требуется ни у кого спрашивать разрешения ехать куда хотите. Имея машину и дорожную нарту, вы можете ехать днем и ночью, и всюду найдете еду и бензин. Как могут они позволить людям так свободно разъезжать по всей стране и ездить туда назад через границу?

Студенты института, куда поступил Беленко, съехались сюда из Азии, с Ближнего Востока, из Латинской Америки. Большинство относилось к учебе со осей старательностью; инструкторы постоянно твердили, что ключ к овладению английским — в напряженном труде. Студенты должны были восемь часов ежедневно практиковаться в английском, часто писали контрольные работы, а по вечерам готовили домашние задания. По мере того, как Беленко овладевал языком, росло его желание читать. Он приносил из библиотеки домой буквально охапки книг. Начал он с Орвелла, Кестлера и Джиласа, — эти авторы позволили ему до конца разобраться в сущности советского коммунизма.

Беленко решил снять дешевую квартиру в рабочем районе. Та, в которой он поселился, хотя и не очень просторная, была, с его точки зрения, прекрасной. Все в ней оказалось в исправности — кондиционер воздуха, плита, водопровод и канализация, мусоропровод. Беседуя и иногда попивая пиво с соседями, он узнал, что эти простые рабочие не только могут позволить себе снимать квартиру, как и он, за двести долларов в месяц, но и планируют в ближайшее время купить собственные дома. От них Беленко узнал также о порядках в американских профсоюзах, о коллективных договорах, забастовках, — и все это буквально потрясло его.

Советская печать изображала американские профсоюзы сомнительными организациями, послушными „капиталистам и продажным политиканам”, которые могли с помощью этих профсоюзов контролировать и держать в подчинении рабочих. Забастовки толковались как акт отчаяния, а не как одна из форм нормального рабочего движения. При этом считалось само собой разумеющимся, что на забастовщиков свирепо обрушивается полиция Как все это было далеко от подлинной действительности!

У Виктора сложились хорошие отношения с сокурсниками. Но близких друзей среди них у него не было. За исключением одной студентки.

Мария была настоящей южной красавицей с длинными черными волосами и темными глазами. У нее были полные губы, оливковый цвет кожи, она носила яркие платья. Существование этой девушки незаметно украсило его жизнь, и временами ему даже казалось, что библиотекарша, которая когда-то была так добра к нему, диковатому сибирскому мальчику, внешне была похожа на Марию.

Во время одной из студенческих дискуссий молодой иранец, владелец дорогого „мерседеса”, назвал американское общество „синтетическим” и погрязшим в материальных интересах. В доказательство он привел кока-колу, неоновые рекламы и мусор, выбрасываемый на ходу из машин и валяющийся вдоль скоростных автомагистралей. Беленко горячо возражал ему. — „Какое общество привело человечество в атомный век? Какое общество смогло высадить человека на Луну и доставить обратно на Землю? Если бы мы находились в вашей стране, Иране, нам бы, наверное, несдобровать после первой же критической фразы о ней и о ее правительстве, неправда ли? И потом, если это американское общество такое ужасное, почему мы все приехали сюда, чтобы учиться? Почему выбрали эту, а не какую-нибудь другую страну?”

Когда он шел после занятий к своей машине, Мария окликнула его. „Я согласна с тем, что вы сказали. Вы так хорошо, так убедительно говорили!” Завязался разговор. Они стояли вдвоем и разговаривали час, пока Беленко не опомнился. Он предложил пообедать вдвоем.

Мария попросила официанта принести ром и кока-колу. „Если бы иранец знал, как приятна такая смесь, он бы не ругал Америку”.