Пимокаты с Алтайских (повести)

— Ну ладно. — Сашка потирал свои тощие ладошки. — Ну ладно же. Теперь-то мы их выследим, гадов. Знаешь, Кольша, что? Мы заберёмся на соседний двор и в щёлочку будем подглядывать… Всё-всё увидим. И куда они наши флажки прячут — тоже увидим… Мы с тобой это сделаем, ладно? Ты никому не говори. Я уж сам проворонил, сам и добуду. Во все удивятся-то, когда я их притащу, а?

— Ладно. Становись, открываем сбор.

Летом в комнате сидели мы недолго. Мы больше всего играли, маршировали и пели. Но в этот сбор, перед тем как идти маршировать, мы задержались в губкоме. Лёня сказал, что комсомолу нужна наша помощь. Он сказал:

— Вот, ребята, выпросили мы у горсовета сад, оборудовали его, будем брать маленькую плату за вход. Зимой комсоклуб будем устраивать, так денег нужно поднакопить. На обязанности нашего отряда должна лежать охрана комсомольского сада. Я уж договорился с горкомом. Хочу вас спросить: справитесь или нет? Если не справитесь, так прямо и отвечайте, чтобы потом позору не было…

— Справимся. Факт — справимся! — закричали обрадованные ребята.

— Товарищ начотр, — сказал Смолин, — будь уверен, что первый городской отряд имени Спартака оправдает комсомольское доверие. Ребята! — крикнул он громко. — Ведь это уж не игра — комсомолу помогать будем…

— Правильно! — захлопали в ладоши ребята. — Настоящее дело, сами понимаем.

— Ну отлично, — улыбнулся Лёня. — Отряд, на улицу! Стройся!

И мы пошли по улицам под барабан.

Пыль в городе поулеглась, песок похолодел.

Хозяйки шли с коромыслами на плечах, с вёдрами, полными водой. Они останавливались, смотрели на отряд.

— Ишь ведь как вышагивают! Ишь ведь как стараются! — громко говорил какой-то шорник. Он стоял, широко расставив ноги, уперев в бока ярко-оранжевые от краски руки. Около каждой его ноги стояли огромные ведра.

— Эй, мальчонки! — крикнул он, когда мы проходили мимо него. — Забрали бы вы к себе моего Петьку. Пусть бы в барабан-то поиграл, а то всё собак гоняет…

— Барабан — не игрушка! — важно крикнул один пионер.

— Если сознательный — сам придёт! — крикнул другой.

— Ишь ведь какие сурьёзные! Ишь ведь какие сознательные! — с восхищением сказал опять шорник. Он долго глядел нам вслед. Потом его оранжевые руки снова закачались над улицей.

Мы маршировали часа полтора, потом пошли по домам. Сашка не отставал от меня ни на шаг.

— Ты мне помоги флажки выручить, а то стыдно начотру в глаза глядеть, — повторял он через каждую минуту.

— Сашка, да факт помогу, сказал же я.

— Мы с тобой, Кольша, и в карауле будем завтра рядом стоять в саду, ладно? — заглядывал мне в глаза Сашка.

— Ладно… Хорошо это, хоть настоящее дело поручили. А то уж играть-то надоело. Играй да играй как каторжный.

— И верно… Не маленькие. Так, значит, завтра себя покажем.

В пыльном нашем песчаном Барнауле зелени было немного, особенно в «центре», где стояли торговые ряды, собор и губком. Комсомольцы расчистили дорожки в захудалом городском саду, посадили на свежесколоченную смолистую эстраду свой оркестр, развесили самодельные афиши по заборам: «В городском саду большое гулянье — оркестр, музыка, марши», — и не просчитались. Вечером народ повалил валом.

Караульные были расставлены на дорожках, что проходили около заборов. Внизу забор был сплошной, в три или четыре доски, а выше шла решётка из поставленных крест-накрест перекладин. Мне и Сашке достался тот край сада, что выходил на пустырь. Часа два мы с важным видом расхаживали по нашей дальней дорожке, встречались и говорили друг другу:

— Сашка, ты ничего не боишься?

— Ничего. А ты, Колька?

— И я ничего. А они нас боятся.

— Факт, боятся.

— Они, наверно, услышали, что пионеры дежурят, вот и струсили: не лезут…

— Факт, не лезут…

Но как только начало темнеть, за забором раздались голоса, шушукание, смех.

— Лезь, ребята, всё равно ничего не будет.

Потом над изгородью показались лица мальчишек. Прежде всего высунулось лицо Кешки. Он уселся верхом на перекладинах и заболтал тощими ногами.

— Эй, валяйте назад! — крикнул я. — В сад бесплатно нельзя.

— Ой, да что ты говоришь! А мы и не знали, — закривлялся Кешка. — А может, ты по старому знакомству пропустишь?

— Валяйте назад! — повторил я. — Ну-ну, слезайте, забор не каменный — сломаете.

— А ты что, забор… караулишь? Вас вместо собак сюда напустили… Да? — спросил другой неорганизованный.

— И красные ошейники нацепили! — прокричал Кешка.

Ребята захохотали.

— Да лезь, братва, чего тут разговаривать…

Руки и ноги замелькали по перекладинам. Сейчас перелезут, прыгнут в сад.

— Сашка-а, вали сюда! — заорал я и, подняв длинный крепкий прут, кинулся к забору.

Сашка подлетел тоже с прутом. Пруты мы приготовили заранее, на всякий случай. Мы стали хлестать по рукам и ногам мальчишек. Они визжали, отдёргивали руки и ноги, и волей-неволей им пришлось соскочить с забора. Мы передохнули.

— Небось больше не полезут, — сказал я, вытирая пот. — Здорово мы с ними справились…

— Я пойду палку поищу, — ответил Сашка. — Палкой лучше: больнее от палки…

Но не успел Сашка отойти десяти шагов, как по голове меня что-то больно ударило.