Пинакотека 2001 01-02

«Легендарные зоофиты» (к числу которых принадлежит agnus scythicus) отсутствуют и в преданиях Средневековья. Рассказ Симеона из Санса, датируемый XIII столетием, как мы видели, сильно расходится и с «классической», и с более поздними версиями мифа. В XIV веке Одорик и Мандевил, знающие о существовании «скифского барашка», составляют не правило, а исключение. Миф полностью складывается лишь к XV веку. Как бы там ни было, бесспорно одно: зоофитов, из которых наиболее широко известен agnus scythicus, начинают обсуждать повсеместно в эпоху Возрождения. Именно в это время связанное с неоплатонизмом представление о лестнице живых существ с ее иерархией и промежуточными формами, приобретает вид гораздо более четкий, чем у Аристотеля. Возможно, именно эта «неоплатоническая составляющая ренессансной мысли» объясняет «появление рядом с обычными зоофитами зоофитов баснословных» 66*

. Однако в восточных преданиях миф о растительном ягненке, как мы видели, был известен еще в VIII столетии. Таким образом, между восточными преданиями и первыми упоминаниями о баранце на Западе пролегает пропасть в несколько столетий.

У предания имелось несколько неизменных черт (инвариантов), которые нетрудно перечислить. Однако, пожалуй, гораздо интереснее остановиться на его вариантах. Уже Джеймс заметил, что часть авторов «изменяет некоторые обстоятельства». Мы уже видели, что прежде всего варьируется место произрастания баранца. По-видимому, вначале предание о растительном барашке было тесно связано с другими мифами, позднее эта связь забылась. Дюре утверждает, что в иных краях, например, на Гебридских островах, на деревьях растут утки «живые и летающие». По мнению космографа Себастьяна Мюнстера, «утки, из плодов древесных являющиеся», водятся в Шотландии 67*

. Одорик, как мы уже видели, сопоставляет растительного ягненка с древесными гусями.

В эллинистическую эпоху было известно еще одно животное, которое можно сблизить с баранцом: мы имеем в виду пинну – двустворчатого моллюска, которого Аристотель приводит в пример, рассуждая о промежуточных стадиях между животным и растением. Предание гласило, что если пинну силой вырвать из раковины, она гибнет. Из биссуса (раковинного шелка) пинны можно изготовить шелковистую ткань, напоминающую «морскую шерсть». Считалось, что, испугавшись рака, пинна ради спасения жизни расстается с «шерстью». Отсюда остроумная гипотеза Б.Лауфера: самые древние китайские версии легенды о растительном ягненке навеяны арабскими энциклопедиями; места биссуса в них занимает пуповина, а место раков, подстерегающих животное, производящее «морскую шерсть», – всадники в латах, пугающие ягненка. Иначе говоря, один и тот же рассказ существует в двух вариантах – морском и наземном 68*

. Впрочем, как справедливо замечает Ж.-Л. Ле Келлек, возможно, не все так просто: особенно если вспомнить о Едуа – «горном человеке» 69*

.

В восточных мифах фигурирует антропогенное дерево ваквак, на котором произрастают женщины-плоды; предания о нем широко распространены в Африке и Азии вот уже девять столетий 70* . Дерево это имеет некоторое сходство с баранцом: растет оно по преимуществу па острове, женщины-плоды, по утверждению Одорика, прикреплены к стволу пуповиной или – что бывает чаще – волосами, а стоит отделить их от ствола, как они умирают. Впрочем, есть миф, еще более похожий на миф о растительном барашке; на сей раз речь идет о «блуждающих листьях». Дюре (с. 319) говорит, что листья «живые и блуждающие» растут на острове Борнео, хотя и не связывает их со скифским ягненком; напротив, Постелл замечает, что рассказы о баранце «сообщают большее правдоподобие истории о блуждающих листьях». Ибо, по мнению мыслителей его времени, таких, например, как Кардано, природа, хотя она и обладает чудесным разнообразием, «неизменно стремится к единству», и «обилие чудес призвано укреплять связность Целого: в одном случае листья деревьев наделяются способностью ходить, в другом, напротив, губки (морские беспозвоночные) получают название «древесных животных» 71* .