Пионер Советского Союза

Хлеб, кусок шпика, две луковицы, пакетик с солью. Всё как всегда. Фрау Марта ещё раз оглядела разложенный на свежей, пахнущей типографской краской, газете обед, собранный ей для своего младшего сына, после чего аккуратно, стараясь ничего не помять и не испачкать, свернула газету в аккуратный свёрток.

Курт уезжает сегодня, наверное, ночевать не придёт, он и сам пока не знает, куда поедет. Куда начальник скажет — туда и поедет. Надо же, как время-то летит! Кажется, совсем недавно фрау Марта качала его на руках и пела ему колыбельные песни, а вот гляди ж ты, вырос как-то незаметно. Работать пошёл. Шестнадцать лет уже, пора. Работник.

Вот и ему теперь обед собирать приходится. Конечно, в дороге покушает где-нибудь горячего, найдёт. Не всё же время они ехать будут, остановки-то у них тоже случаются, хотя бы для того, чтобы воду залить в паровоз. Ну, а если уж никак еды нормальной не достать, вот тут-то свёрток и пригодится. Шпик свежий совсем, фрау Марта сама его приготовила, он у неё очень вкусный получается, все три сына очень шпик её любят. Младшенькому, Курту, она половину куска в дорогу отрезала, а вторая половина старшему останется. Проснётся — покушает. А то он пришёл сегодня, даже и есть не стал, сразу спать завалился, устал сильно. Адольф её обычно по ночам работает. Правда, что он там, в типографии делает, Марта так и не поняла, хоть Адольф и объяснял ей. Да на что ей это надо? Она и читает-то кое-как, по слогам. Не женское это дело, книжки всякие читать. Книжки мужчины пусть читают, она и без книжек обойдётся. Вон, Адольф пару газет свежих притащил, из числа тех, что они напечатали этой ночью. Так что, фрау Марта читать их будет? Нет, конечно. Одна на растопку пойдёт, а во вторую она Курту покушать завернула в дорогу.

А шпик-то хорош как! Ммм… Жалко, Фриц не попробует, удался шпик в этот раз. Ну, Фрица, наверное, и так хорошо кормят. Он в последнем письме написал, что его перевели на новейший германский корабль, линкор “Бисмарк”, чем Фриц очень гордится. Да, Фриц у неё герой. Вот выйдет он на своём корабле в море, так англичане и узнают, кто на самом деле “владычица морей”, Англия или Германия. Фриц им ещё покажет…

[15.07.1940, 08:07 (брл). Берлин, железнодорожный грузовой терминал]

—…Герр Шильке, я пришёл!

— А, Курт, пришёл?!

— Ага, герр Шильке.

— Так. Вчера Мюллер заболел, придётся тебе подменить его сегодня.

— Хорошо, герр Шильке. Мне куда сейчас?

— С восемнадцатой бригадой поедешь, вместо Мюллера.

— А куда?

— О! За границу поедешь, как большой, понял?! И чтобы вёл себя там прилично. Девок русских не лапай. Ну, без их согласия не лапай, я в виду имел.

— Я… русских? Я в Россию поеду?

— Угу. В Брест пойдёте, через Варшаву. Там русской команде передадите — и обратно. А дальше пусть у русских голова за эти станки болит. Если и повредят что по дороге — это уже не наше дело.

— Хорошо, герр Шильке. Идти-то куда мне?

— Ко второму иди, там они грузятся. А Максу скажи, что он проиграл. Не голопятка это, а голомянка. Осёл он, Макс. В Байкале голомянки водятся, а Макс осёл…

[15.07.1940, 13:21 (брл). Берлин, Принц-Альбрехтштрассе, Главное управление имперской безопасности, внутренний двор]

—…Так что, поджигать, господин группенфюрер?

— Погоди. Мюллер?

— Думаю, ждать дальше бессмысленно. Всё, что только возможно было собрать, мои люди собрали. У одного старичка его экземпляр выкупили аж за семьдесят рейхсмарок. Тот решил, что это раритет будет, раз гестапо скупает. Никак добром отдавать не хотел.

— Он хоть жив остался, старичок-то?

— Ему повезло. Я разрешил до ста рейхсмарок за экземпляр платить, если почему-то конфисковать невозможно.

— А если бы и на сто не согласился?

Мюллер пожимает плечами, разводит руки в стороны и говорит фельдфебелю с объёмистым металлическим ранцем за плечами:

— Поджигай.

Фельдфебель бросил вопросительный взгляд на Гейдриха, дождался кивка, вежливо попросил обоих начальников отойти на несколько шагов назад и поднял трубу, которую до этого держал в руках, опустив её вниз.

Тугая струя пламени вырвалась из ручного огнемёта и мгновенно поглотила лежащую на грязном асфальте кучу газет. “Берлинский вестник автолюбителя”, последний номер. Газету Гейдрих закрыл своей властью, редактор-алкоголик поедет лечиться в концлагерь. А весь последней номер только что скрылся в пламени огнемёта. Там сгорело почти всё, что только гестапо смогло найти и либо конфисковать, либо выкупить. Все 2994 экземпляра. При общем тираже в три тысячи экземпляров. Ещё два экземпляра находились сейчас в личном сейфе Гейдриха. Просто так, на всякий случай. Оставшиеся четыре экземпляра, скорее всего, уже погибли. Во всяком случае, люди Мюллера их не нашли…

[15.07.1940, 22:38 (мнск). Брест, железнодорожная станция Брест-товарная]

—…Ну, а теперь за солидарность рабочих СССР и Германии!

— СССР! Корошо!

— Конечно, хорошо, чурка немецкая.

— Сталин, корошо!

— Ещё бы! Сталин — это Сталин, понял?! Дружба! Фройндшафт!

— Трушба!

— Опп-она! Петрович, беда!

— Чего у тебя там?

— Так это, колбаса закончилась. А у нас ещё четвёртый пузырь почти полон. И чего делать?