Пионерский гамбит

Остальные девочки тоже начали подтягиваться к скачущим от радости подругам, но больше никто не решался на подобное проявление чувств. Судя по реакции парней, они испытывали по поводу Шарабариной какие-то сложные чувства. На лицах были досада, злость, интерес и даже страх. Да уж, судя по всем предыдущим разговорам, я уже понял, что эта пресловутая Ира Шарабарина та еще штучка, но первое впечатление было реально сильным. Прямо Лора Палмер, не иначе. Надеюсь, правда, что судьба у нее будет не такой печальной, как у героини сериала, до которого этот мир еще не дожил.

Тем временем, ангелоподобная Шарабарина уселась на скамейке перед отрядом, а вокруг нее хороводом собрались девчонки.

— А кто за меня рапорты сдавал, пока я чай с малиной хлебала? — мило улыбаясь спросила она. — Я же председатель, как всегда?

— Ммм… Тут такое дело… — Коровина опустила глаза. — Понимаешь, тебя же на первом сборе не было. А еще и спортивный отряд у нас тут…

— Что еще за шутки? — глаза Шарабариной метнули голубые молнии. — Так я председатель или нет?

— Я председатель, Шарабарина, — к скамейке подошел Прохоров и упер руки в бока.

— Ты же тупень, какой из тебя председатель! — заявил «ангелочек». — Это всегда было мое место, и я не собираюсь его кому попало отдавать!

— А ты им не распоряжаешься! — Прохоров гордо вздернул подбородок. — Отряд проголосовал, значит я — председатель.

— Как проголосоват, так и переголосует! — Шарабарина вскочила.

— Не будет тут никто ради тебя переголосовывать!

— Ой, да конечно! Как миленькие переголосуют! Я тоже считаю, что Шарабарина будет лучше председателем!

— Это почему это она лучше?

— Да уж точно лучше тебя, Кузин!

— Ты мне не указывай, Коровина!

— Переголосовывать не принято! Прохоров председатель и все тут. А ты Шарабарина можешь… ну… санинструктором быть.

— И что, я должна буду проверять, чисто ли ты уши помыл? Мы что, в первом классе?!

— А что ты вообще тут разоралась? Ты опоздала к началу смены, место занято, все!

— Между прочим, у меня уважительная причина!

— Да кому какое дело то твоей причины! Если спортсмен не является на соревнование, то ему засчитывают техническое поражение, и он может хоть задоказываться, что болел или его мама не отпустила!

— Не слишком ли много ты на себя берешь, Прохоров?

— Беру, сколько могу унести, Шарабарина. Я председатель. Точка.

— Запятая! Мы еще посмотрим! У тебя даже доска пустая! Где расписание смены? Где график дежурств?!

Шарабарина схватила свой чемодан и поволокла к корпус. Почему-то мысль помочь ей в моей голове даже не возникла. Ангельская иллюзия рассеялась.

Но привлекать к себе внимание девочка все-таки умела. Пока мы шли на обед, вокруг нее продолжали кучковаться девчонки, да и многие парни поглядывали в ее сторону. Включая меня. Она выглядела мрачной, обиженной и злой. Коровина шла от нее по правую руку и все время что-то ей нашептывала.

Зато Прохоров был подчеркнуто жизнерадостен и активен. Шагал, гордо выпрямив спину, улыбался во все зубы и вообще всем своим видом демонстрировал уверенность.

Интересное дело… Похоже, что в лагере очень мало общаются между отрядами. Такое впечатление, что все остальные существуют как бы в отдельных коконах. Хотя вроде бы там тоже хватает ребят, которые ездят в этот лагерь из года в год. Ощущение было такое, что наш второй отряд к остальным относится скорее как к абстрактным соперникам, а не к реальным ребятам, с которыми можно, например, дружить.

Я думал об этом за обедом, глядя, как бесятся через два стола от нас десятилетки из пятого отряда. Они так и остались для меня стекляшками в калейдоскопе. А может я просто проецировал свое восприятие на весь отряд. Всего третий день ношу пионерский галстук, а уже заразился коллективизмом. Правда, возможно наоборот…

Я плюхнулся на свою кровать, запоздало подумав, что надо бы ее сначала проверить, не сняли ли сетку с петель, не подставили ли табуретку или не подложили еще что-нибудь там под простыню. Но сетка подо мной не обрушилась и прочих неприятностей тоже не случилось. Да и вообще мои соседи делали вид, что меня в принципе не существует. И вообще вели себя подозрительно тихо. Мамонов был мрачен и лежал, уткнувшись в книгу. Видимо, время детских приколов прошло.

Вот и отлично.

Значит потрачу тихий час, чтобы ознакомиться, наконец, с содержимым загадочной тетрадки в моем рюкзаке.

Я свесился под кровать, расстегнул металлическую пряжку на хлястике брезентового недоразумения, порожденного туристической промышленностью СССР, запустил внутрь руку и нашарил среди прочих вещей эта самую тетрадку. Так, посмотрим, что там накорябано крупным, но не очень ровным почерком Кирилла Крамского…