Пионовый фонарь

– Не говорите, что мы с вами не родные, матушка, – жалобно сказал он. – Что с того, что вам пришлось покинуть отца и меня, когда мне было четыре года? Ведь он был пьяным буяном, он мучил вас, и я вас нисколько не осуждаю. Пусть порвались семейные узы, кровные-то узы порваться не могут, вы все равно остались для меня настоящей матерью. Сколько я себя помню, я все время думал о вас, живы ли вы, здоровы ли… Когда я встретился с вами, то подумал, что это боги вознаградили меня за мою веру… А когда вы сказали, что поможете мне наказать О-Куни и Гэндзиро, радости моей и благодарности не было предела. И что же, теперь вы говорите мне, что нет между нами уз родства, что эти узы связывают вас только с детьми вашего второго мужа? Где же ваше сердце, матушка? Как могли вы отвернуться от меня? И если вы так думали всегда, то почему не открылись мне еще в Эдо? Ведь я бы понял вас… Я сам искал бы своих врагов, я буду искать их, переберу весь свет по травинке, но найду и казню их. Но как мне быть теперь? Вы предупредили их, они изменят свой облик. Если я не настигну их, то не смогу восстановить род господина. Пусть расторгнуты узы семьи, но ведь нельзя расторгнуть узы крови! Пусть вы расторгли и узы крови, но как это жестоко, как могли вы так поступить?!

Забывшись от обиды, Коскэ положил руки на колени матери и затряс ее. О-Риэ была спокойна и холодна.

– Ты недаром служил в доме самурая, – произнесла она. – Ты говоришь, как благородный человек. Ты прав, даже когда расторгаются семейные узы, остаются еще узы крови. Я не помогла тебе казнить твоих врагов, и род твоего господина ты не восстановишь. Но я искуплю свою вину!

С этими словами она быстрым движением выхватила из-под одежды кинжал и вонзила себе в горло. Коскэ в ужасе схватил ее за руки.

– Что вы делаете, матушка? – закричал он. – Зачем вы убили себя? Матушка! Матушка!

О-Риэ была мужественной женщиной. Она выдернула кинжал из раны и прикрыла ладонью хлынувшую кровь. Дыхание ее прерывалось, лицо стало серым. Жизнь покидала ее.

– Коскэ… – пробормотала она. – Коскэ… Это выше разума. Хотя узы крови остаются, даже когда нет семейных уз… Я еще раньше решила помочь им бежать и затем убить себя. Помнишь, в Эдо, когда Хакуодо смотрел на меня, он сказал, что видит на лице моем тень смерти. Он знает свое дело, теперь я поняла смысл этих слов. Разве не злой рок преследует меня? Моя приемная дочь убила твоего господина… Я умираю… Сейчас я перестану дышать, и меня не станет. Ты так и считай, что с тобой говорит привидение. Нет у меня долга перед Городзабуро. Слушай… Я научу тебя, по какой дороге сбежали О-Куни и Гэндзиро… Слушай…

С этими словами она сжала руку Коскэ и притянула к себе. «Злосчастная судьба!..» – вырвалось у него во весь голос. Этот вопль достиг ушей Городзабуро, он встревожился и прибежал в пристройку посмотреть, что случилось. Раздвинув сёдзи и взглянув, он, простая честная душа, кинулся к матери.

– Матушка! – вскричал он. – Матушка! Ну вот, я же говорил! Коскэ-сан, позвольте, я представлюсь вам позже. Впрочем, я – старший брат О-Куни… Матушка, с тринадцати лет вы холили и нежили меня. Мне и лавку-то только ради вас отдали. Неужто надо было так блюсти долг чести перед этой мерзавкой? Зачем вы убили себя?

Услыхав его голос, О-Риэ вперила в лицо Городзабуро пристальный взгляд и, мучительно переводя дыхание, прохрипела:

– Ты с детства был честным человеком… Городзабуро… А вот О-Куни была не такая. Но я дала ей бежать ради памяти покойного мужа… и тем нарушила свой долг перед Коскэ… хоть он со мной одна кровь. Не будет восстановлен род его господина… человека, что был его благодетелем… Вот почему я убила себя. Не будь на меня в обиде, Городзабуро, я скажу ему, по какой дороге бежали О-Куни и Гэндзиро.

– Ну при чем здесь моя обида… – всхлипывая, проговорил Городзабуро. – Я и сам скажу ему, а то вам трудно. Слушайте, господин Коскэ! За Уцуномией есть храм Дзикодзи. Если пройти его и свернуть направо, будет гора Яхата, потом сопка Дзюрогаминэ, а оттуда прямая дорога на Кануму. По ней и ступайте. Женские ноги, наверное, не успели уйти далеко. Поспешите, срубите головы О-Куни и Гэндзиро и принесите их матушке, пока она не скончалась, пока видят ее глаза! Торопитесь!

Коскэ, плача, произнес:

– Ты слышишь, матушка? Городзабуро объяснил мне, по какой дороге бегут О-Куни и Гэндзиро. Пока они не ушли далеко, я поспешу им вслед, срублю головы и покажу вам!

О-Риэ уже едва слышала его.

– Смелые слова… – пробормотала она. – Накажи врагов, восстанови род господина, и ты станешь настоящим человеком… Городзабуро! У Коскэ нет ни братьев, ни сестер. Ты тоже один как перст… Враги врагами, а вам надлежит стать отныне братьями. Помогайте друг другу и старайтесь для спасения души моей… – Она взяла их руки и привлекла к себе. Они склонились над нею. Голос ее становился все глуше. Протянув Коскэ окровавленный кинжал, она из последних сил проговорила: – Иди… Иди скорее…