Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

Комната матушки Луизы. На первом плане — спинки двух кроватей. Дальше налево — платяной и посудный шкафы, окно и перед ним — стол и два стула. Направо — газовая плита, посудомойка и шкаф для продуктов, на верху которого много свертков и коробок. Прямо через комнату — входная дверь. Вечер. Горит лампочка. Луиза, полная женщина в темном платье с засученными рукавами, готовит ужин. Курт, до пояса голый, моется после работы. Грета сидит на стуле задом наперед, положив руки на спинку стула, а голову — на скрещенные руки.

— Надо работать, Грета.

— Почему «надо»? Германия, славу богу, — не Советский Союз.

— Как же тогда будешь жить?

— Как мне положено, Курт. Ты — хороший малый, но многого не понимаешь, потому что забил себе голову марксизмом. Ты и его не понимаешь, Курт. Ну, посуди сам: ты говоришь, что марксизм — классовая теория. Она для рабочих, а я — не работница. Я — дворянка. Мой род носит графский титул со времен Барбароссы. Понял разницу? Зачем мне работать? Для каждого человека большая честь жениться на графине Маргарите Виктории Равенбург-Равенау! И для герра фон Вернера это тоже честь!

Курт, утираясь полотенцем, насмешливо фыркает:

— Но не для тебя, Грета.

— Это почему же?

— Потому что он — старик. Такой брак — сделка: он покупает тебя!

— Но ведь всегда так бывает! Ты хотел бы жениться на мне?

— Нет.

— Потому что у тебя нет денег?

— Хо! Зачем мне жена-бездельница? И потом… Ты никого не любишь, кроме себя!

— Курт, ты — дерзкий осел! У тебя нет средств, а у меня женихов много: не выйду за старого фон Вернера, так выйду за молодого йога!

— Везет тебе, моя девочка! — добродушно говорит матушка Луиза, наливая сыну суп в тарелку. — Только смотри не прогадай: работа — самый надежный жених!

Курт берет в руки хлеб и ложку.

Грета:

— Причем тут везение, матушка Луиза? Каждому классу свое: мне положены богатые женихи, ва. л с Куртом — выгодная работа. Я — марксистка, только наоборот. Так кого же ты любишь, Курт?

— Рабочих людей на земле. Поняла? Нет? Плохо. Когда-нибудь жизнь тебя научит уму-разуму. Поумнеешь — скажешь, вот тогда я на тебе и женюсь!

Вечер. Грета и Сергей в быстро едущем такси. Свет фонарей мгновенно и резко пробегает по их лицам.

— Учитель, вы знаете, что такое справочник Гота?

— Да. Свод статей о дворянских фамилиях Германии.

— Вы знаете, что написано во втором томе.

— Еще бы! Там есть родословная рыцаря Алариха Равенау, которого после битвы под Миланом прикосновением меча возвел в графское достоинство сам Фридрих Рыжая Борода!

— Вы все знаете… Так вот… Вот… — мучительно, сквозь слезы Грета шепчет: — Женитесь на мне!

Узкий переулок близ Антгальтского вокзала. Гараж. Сбившиеся в кучу машины для ремонта. Грета наклоняется к присевшему над вынутым карбюратором Курту.

— Ты замолвишь за меня словечко перед хозяином, Курт?

— Он — дрянь, хам, какой-то фюрер у штурмовиков. Не связывайся с ним, Грета. А что говорят на бирже труда?

— Ничего. У меня нет специальности, кроме умения водить машину.

— Скверно.

— Проклятый герр фон Вернер! Проклятый герр Штиннес! Я ненавижу богачей и гитлеровцев!

Чумазый Курт улыбается.

— Смотри не стань коммунисткой!

— Нет. Даже эти подлецы не могут отнять у меня графское достоинство. Так не забудь моей просьбы, Курт!

Салон автомобиля сзади. Видны спина Греты, сидящей у руля, и широкий затылок герра Ратке.

— Да, поедем дальше, но медленно! Отдыхайте, моя кошечка.

Он грубо обнимает ее сзади. Она отшвыривает его руки. Машина рыскает вправо, влево и останавливается. Грета оборачивается:

— Как вы смеете, герр Ратке?

— А почему бы и нет, кошечка? Вы — мой шофер!

Обнимает ее опять, но уже грубее. Она дает ему пощечину. Они борются через спинку сиденья. Она выскакивает на тротуар. За ней, оправляя костюм, — герр Ратке. Мимо проходят люди. Появляются знакомые герра Ратке. Приветливый обмен улыбками:

— Гайль Гитлер!

— Гайль Гитлер!

На тротуаре пусто. Герр Ратке вынимает деньги, аккуратно отсчитывает, оглядывается и торопливо сует кредитки в руки Греты. Прячет портмоне в карман, еще раз оглядывается, затем несколько раз хлещет ее по щекам:

— Пошла вон, комсомольская тварь! Скажи спасибо, что я не отвез тебя к нашему блокварту! Вон!

Грета, опустив голову, уходит.

«Как я их всех ненавижу! Герра Ратке больше, чем тех двоих — Штиннеса и фон Вернера. Как ужасно чувство собственного бессилия и одиночества! А герр Люкс? Я думала, он разузнал все обо мне из-за любви. Нет, он не влюблен. Так чего же он ждет и хочет от меня?»

Парк. Уединенная аллея. Ганс и Альдона докладывают Сергею:

— Капельдудкер медленно тонет: евреям-фронтовикам запретили иметь свои предприятия. Грете тоже живется плохо. Хорошо бы поторопиться с вербовкой? Не из жалости, а потому, что рядом с ней живет Курт. Он в любой день может влипнуть сам и завалить все наши планы с Гретой.

— Да, надо! А чем он занят?

— Под носом у хозяина мастерской делает зажимы для листовок.

— Какие зажимы?