Читаем Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII полностью

«Артузов еще раз посмотрел документ, касавшийся обстоятельств добычи итальянских шифров. На полях напротив строк, где говорилось, что “доброжелатель, предлагавший шифры, не назвал себя, не оставил адреса и его поиски в дальнейшем не дали результата”, стояла короткая и категоричная резолюции Сталина: “Найти". По опыту Артузов знал, что такие резолюции генсека подлежали беспрекословному исполнению. Начальник ИНО попытался хотя бы в общих чертах представить дальнейшие действия по розыску человека, предложившего советской разведке купить у него шифры. Он до мелочей помнил случай, который произошел в советском полпредстве в Берне полтора года назад. Туда явился незнакомый человек и попросил встречи с военным атташе или с каким-либо другим дипломатом, занимающимся “специальной” работой. Об этом немедленно было доложено резиденту. Незнакомец, удостоверившись, что перед ним нужный человек, предложил купить у него итальянские шифры. Он сказал, что шифры при нем и, показав на пузатый портфель, добавил, что может их оставить для проверки до завтра, чтобы не было сомнений. Тут же он указал и цену — 200 тысяч швейцарских франков. При этом подчеркнул, что после истечения срока действия шифров за аналогичную сумму может достать новую серию. Ни своей фамилии, ни других данных он не назвал. После короткого обмена мнениями было решено документ взять до завтра, сфотографировать, а на следующий день вернуть, сказав, что шифры вызывают сомнение. Так и сделали. Посетитель покинул полпредство разгневанным, поняв, что его надули. А резидент, отправив фотокопии шифров в Москву, сообщил руководству разведки, что на этой операции было сэкономлено 200 тысяч франков».

Разумеется, ссылка Ермакова на документы архива КГБ несостоятельна. Ермаков по своему желанию заменил место действия с Парижа на Берн, французские франки на швейцарские и т. д. Я ранее приводил цитату из статьи Снегирева «Другая жизнь Дмитрия Быстролётова», где говорится о графе Алексее Толстом как об отце Быстролётова, в эту цитату

Ермаков добавил фразу: «ухаживавшего, как говорили, за моей матерью».

Как мило! Одна фраза, но как изменился смысл цитаты. Мало того, что граф Алексей Толстой не мог быть отцом Быстролётова, оказывается, и мать Быстролё-това не знала имени отца своего сына?! Академик поспешил с заявлением об истинной правде,
излагаемой авторами очерков.

Интересно отметить, что имя Ганса Галлени не было упомянуто в «Очерках»!

Сюрпризы продолжались.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное