Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

— Фрау Горст больна и плохо ходит. Сын о ней очень заботится. Раньше фрау Горст могла ездить лечиться, но в последние годы обстоятельства изменились, и фрау Горст чувствует себя все хуже.

Сергей:

— Товарищи, Горста мы будем называть Экономистом. Начнем разработку новой линии. Сегодня я обо всем доложу Иштвану!

Парижское кафе. За столиком сидят Альдона, Ганс и Курт. Они читают немецкие газеты, Ганс опускает свою. Он расстроен. Говорит медленно и мрачно:

— Фашисты Генлейна поднимают голову в чехословацких Судетах, я родом оттуда. Неужели моя семья когда-нибудь очутится в их руках? Что делать? Может, мое место сейчас там?

Молчание.

Быстро входит Сергей. Подсаживается. Он взбешен.

— Что, заждались? Рой оставил меня в дураках! Слушайте. Как договорились, я вышел из кафе первым и подстерег его на углу. Но квартала через два он меня заметил. Подождал и говорит с улыбкой: «Хорошо, что я вас заметил. Нам нужно поговорить не о деле, а о себе — узнать один другого и подружиться. Ведь мы спаяны в одно целое. Запишите мой парижский адрес, а пока проводите до нашего консульства. Сегодня вечером, часов в семь, заходите — посидим, поговорим». Я проводил его до дверей консульства, но ждать вечера не стал. Сел в такси и поехал по полученному адресу — обследовать место и дом, чтобы подготовить для вас места на улице.

У слушателей радостное оживление на лицах.

— Ну?!

— Подъезжаю. Что бы вы думали? Под этим номером значится строящийся дом! Подлец, он на всякий случай подготовил эту увертку!

Общее разочарование.

— Вот тебе и печатник!

— Он не печатник, а матерый разведчик! Как ловко он ушел от меня!

Значит, мы потеряли еще один месяц…

Небольшая спальня. Спиной к зрителям стоит Дорис Шерер. На ней черный халат из блестящего шелка. В зеркале видно лицо, разделенное на черную и белую половины.

Дорис пудрит левую сторону и слева подкрашивает губы. Шепчет: «С этой стороны недурна. Хороши глаз и лоб. Красива линия губ. А с этой… — она приближает лицо к зеркалу. Видна отталкивающая маска. — Брр… Ради Германии надо терпеть… Я приведу этого смазливого дурачка за ухо к ногам фюрера».

Черное бархатное покрывало широкого дивана. Вдали на стене в черной раме неясно виден большой портрет Гитлера. На диване в розовом белье навзничь лежит Дорис, сунув под себя обожженную черную руку и повернув вниз черную половину лица. Белокурые гладкие волосы волнами лежат на черной ткани, нежное розовое лицо ласково и привлекательно. Перед ней сидит Сергей. На нем щегольская бархатная куртка, очень светлый двубортный жилет и светлые брюки. Он одной рукой опирается в черный бархат.

— Как можно жить одними поцелуями, граф?

— Но, Дорис…

— Я понимаю, что любовь такого диковинного зверя, как я, весьма пикантна; вы говорите, что розу любят не только за аромат, но и за шипы. Это якобы дразнит. Ну а если попытаться хоть на минуту оторваться от сладкой жизни и заняться чем-нибудь серьезным?

— Зачем, Дорис?

— Вы — мужчина, граф! Как вам не стыдно! Скажите, вы знаете, какое место у нас занимает Геринг?

— М-м-м… Позвольте… Генерал? Да, кажется, он ваш главнокомандующий?

— А Геббельс?.. Гесс? Гиммлер?

Сергей думает. Потом беспомощно разводит руками. На лице смущение.

— Милая Дорис, у ваших вождей такие убийственно похожие фамилии… У нас в Америке их никто не различил бы…

Дорис насмешливо щурится.

— Но вы в Великой Германии, граф. В стране, где рождается Новый порядок. И я хочу сделать вас если не нашим патриотом, то, по крайней мере, человеком, знающим и уважающим страну, где он так приятно проводит время. Я буду обучать вас политике!

— Согласен. Плачу поцелуями. Сколько за урок?

Они смеются. Он наклоняется к ней.

— Даю задаток!

Сергей у себя в спальне, сидит в кресле, глубоко задумавшись. «У нее есть какой-то план. Она играет со мной, как и я с ней». Он встает и идет к зеркалу. Смотрит на себя, повернувшись к стеклу правой половиной лица. И вдруг пальцами оттягивает нижнее веко книзу. Из зеркала на него смотрит слезящийся глаз, окруженный красной каймой.

Сергей вздрагивает, передергивает плечами, бормочет «бр…», садится опять в кресло и опускает голову на руки.

Париж, поздняя весна. Каштаны отцвели и уже покрыты пылью. Бульвар над рекой. На скамейке Сергей и Иштван.

— Плохо, Иштван.

— Не думаю. Сергей, ты же любишь повторять: разведка — это школа терпения. Ну и терпи. Мы скоро будем хозяевами положения, и тогда твоей обязанностью будет смягчить, а потом вовсе устранить его недоверие и страх.

— Жалко времени!

— Но потеря времени зависит от нас — мы за нее в ответе!

Парижское кафе. Иштван читает газеты. Быстро входит Сергей и садится рядом. У него возбужденное и сияющее лицо.

Иштван понимающе улыбается и кивает головой.

— Поймали?!

Сергей взволнованно закуривает.