Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V

— Тамамэ, — отвечала шепотом мать, не поднимая низко опущенной головы.

Саид усмехнулся.

— По имени всегда можно определить, которая девочка по счету в семье. Первую назовут Хасана, то есть красивая или как-нибудь в этом роде. Второй обязательно дадут имя Тамамэ — это означает «довольно» или «пусть она будет последняя!»

— А третьей?

— Третью отец завернет в тряпку и зароет в песок. Три девочки — много. Зачем они? Кормить надо, да и стыдно: девочки — позор семье.

Мы побрели дальше. Там и сям сидели и лежали люди — одни ничего не делали и лениво отмахивались от мух, другие играли в кости, но вяло, словно нехотя. Только у одной палатки группа мужчин, громко ругаясь, чинила сбрую. Я подошел ближе, надеясь увидеть оригинальные изделия. Напрасно: сбруя была армейская.

— Наш каптер дает из крепости, — на мой вопросительный взгляд пояснил Саид.

Люди были одеты в рваное армейское тряпье — кто в рубашку, кто в трусики. На одной лохматой голове торчала засаленная фетровая шляпа с дырявыми полями.

— Странно: не видно ни бурнусов, ни тюрбанов.

— Да, заснять здесь нечего. Одна рвань. Приезжают господа, ругаются. В Париже все красивее, правда, мсье?

— Оставьте Париж. Почему они не носят своих национальных костюмов?

— Откуда же их взять? Раньше туземцы сами обслуживали себя: ткани шли из Египта и Судана в обмен на гвинейское золото, шкуры и слоновую кость. Здесь, в Сахаре, население жило с перевозок: на караванных путях кипела большая торговля — она кормила и мегаристов, и воинов-охранников, и проводников, и поставщиков воды, пищи и приюта. Всем хватало работы, люди были нужны и жили сытно. Хорошо жили, весело! Теперь грузы идут в обход пустыни, услуги здешних туземцев никому не требуются. Сахара пустеет. Эти бездельники и оборванцы — лишние люди… Только мешают…

— Гм… мешают… Однако они у себя дома.

— Считайте, как хотите, мсье. Я полагаю, что у них и дома теперь нет. Был да весь развалился. Здесь процветали ремесла — производилось оружие, обувь и кожи, даже ювелирные изделия. Теперь предметы обихода делать невыгодно — дешевле купить фабричные. А на безделушки денег нет. С этим все кончено, мсье.

— Однако же и покупной одежды не видно.

— Да, конечно, заработка нет… Приходится жить подаянием. Мы бросаем, они подбирают.

Я побродил между шатров. Всюду нищета, молчание. На природе и людях серая пыль.

— Где же вода? — наконец повернулся я к Саиду.

— Да ведь я доложил, мсье: каждый член семьи…

— Не то. Где источник?

— В крепости, мсье.

Я остановился.

— Как в крепости?

— Очень просто: оставь его снаружи, здесь наберется много всякого сброда. Источник у нас. Есть чистый бассейн, все как следует. Когда он наполняется, мы подаем воду сюда по утрам.

— А если останется лишняя вода? Где же озеро или хоть лужа. Ведь растут же здесь пальмы, значит, в почве есть влага.

— Да, она приходит под землей с гор и после дождей. Отсюда и пальмы. Когда останется воды сверх нужд крепости и пайка дуара, ее спускают в землю.

— Простите, Саид, я не понял: как это — в землю?

— Я доложил, мсье: если пустить воду свободно, вокруг крепости соберется слишком много сброда. Нужно будет увеличивать гарнизон.

Мы помолчали. Я опять зажег сигарету и бросил ее — рот высох, курить было невозможно. Что же делать еще?

— Войти в шатер можно?

— Почему же нет? Никто не возразит.

Мы подошли к шатру. Мегарист ногой брезгливо откинул дырявую полу. Навстречу пахнуло запахом пота и гнили. Я отвернулся, мегарист изобразил на лице заботливую улыбку.

— Скверно пахнет, мсье. В этом месте дождь шел ровно тринадцать лет тому назад. Да и то — шел или нет, никому точно не известно. Ребята, которым тринадцать лет, выросли без дождя и не знают, что это такое. Туземцы моются только песком. Тело песок чистит неплохо, но голову… Представьте себе женщин, мсье: ведь за тринадцать лет тут бывали и роды, но они обошлись без капли воды для матери и ребенка. Скверная жизнь!

Запах гнили назойливо щекотал ноздри. Казалось, среди шатров и пальм неподвижно повисло зловонное облако.

Несколько мужчин сидели у костра совсем голые и из своего скудного тряпья тщательно выбирали насекомых. Судя по движениям, охота была удачной, и эти люди казались единственными существами, еще способными на энергичные движения и непрерывную деятельность в течение десяти минут. Добычу они клали рядом с собой на песок.

— Что за нелепость! — сказал я, укладывая фотоаппарат в чехол. — Ведь насекомые опять расползутся по шалашам.

— Не успеют: они сгорят на раскаленном песке. Вообще это некультурный способ. Отсталые люди! Мы, военные, зарываем одежду на минуту-две в верхний слой песка. Быстро и надежно: даже гниды лопаются!

— Да, Саид, вот это техника! Но ведь вы же культурные люди, а это кто?

— Сброд, мсье.

Мы в нерешительности постояли, не зная, что делать.

— Я покажу вам, мсье, раздачу воды. Это вас рассмешит — театр, да и только!