Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

Сбросив меня со счета, человечки принялись за свое обычное вечернее занятие — увеселение: танцы, пение и игры. Скоро ночь, тогда появятся звери.

Каждый из нас видел детей в возрасте после одного года, когда они начинают танцевать и петь. Это еще нескучное и верное подражание взрослым, это скорее инстинктивное выражение радости и возбуждения, как у прыгающей собаки и поющей птицы.

Женщины и мужчины соединились в группы, которые повели два хоровода: все, притопывая и негромко напевая, стали ходить гуськом по кругу, то поворачиваясь лицом к центру, то двигаясь в затылок друг другу. Иногда все клали руки на плечи тому, кто шел впереди; потом останавливались, топтались на месте и снова двигались вперед. Это были примитивное пение без ясно выраженной мелодии и слов, скорее ритмичный негромкий крик, и примитивные танцы без определенных фигур и па, но с каким-то подобием ритма.

Я лежал с закрытыми глазами и слушал. Звуки напоминали мне детский сад, и мне захотелось спать. Я был счастлив. Мое путешествие кончается. Я приехал в Африку умирать, а обрел здесь волю к жизни. Почувствовал радость жизни, которая возбуждает желание действовать, а если оно одухотворяется идеей, то что же может быть более прекрасного? Я молод, здоров… ах, как теперь я ринусь в бой… Какая это будет радость… Какое счастье… Лионель не дожил до этого, но я сильнее… Я дотяну…

— A-а, собака! — вдруг крикнул по-французски громкий голос. — Вот ты где, грязное животное! Наконец-то ты найден! Смерть тебе! Смерть!!

Фр-фр-фр…

Топ-топ-топ…

Мимо меня промелькнули пигмеи. Они сорвались с места и мгновенно скрылись в кустах, как стайка воробьев. Воцарилась тишина, и сразу стали слышны шелест листьев, отдаленные вопли и крик обезьян.

Я вскочил и бросился к оружию.

Но было поздно.

Негры-воины неслышно подобрались к становищу, вынырнув из-за пигмейских хижин, они стали над моими вещами, прикрываясь щитами и потрясая копьями. Их было человек двадцать. Они уже побывали на фактории и разграбили склад, все были пьяны, у некоторых на плечах болталась пестрая материя.

В меня были направлены острые клинки, а поверх них горели ненавистью черные выпученные глаза, покачивались пышные перья и леопардовые шкуры. Впереди воинов стояла Черная Пантера и целилась в меня из моего карабина.

Броситься вперед? Бесцельно.

Я же сочувствую им… сочувствую… я — их друг… За них же… За них… Бесполезно… Я — белый! Белый!!

Умереть теперь, когда так хочется жить и бороться! Какой ужас… Я закрыл глаза и в отчаянии замер.

Светлая полоска ружейного ствола, отражавшая небо, становилась все меньше и меньше… Вот глаз женщины и черный кружок дула слились…

Какой ужас… Я не хочу умирать! Я не хочу!!!

Топ-топ-топ…

Хр-хр-хр…

Над моей головой легкие шажки и свирепое хрюканье.

Пигмеи бегут обратно по ветвям гигантского, раскидистого дерева, под которым я вытянулся, стиснув зубы и сжав кулаки, в ожидании смерти. В руках у них луки и стрелы.

Негры вскинули головы.

ф-ф-ф-фью!..

Стрела Бубу сверкнула в воздухе и впилась с левой стороны в шею Пантеры, которая все еще целилась в меня, но тоже смотрела вверх.

ф-ф-ф-фью!

ф-ф-ф-фью!

ф-ф-ф-фью!

Свирепое хрюканье. Шелестящий свист. Протяжные вопли. Смерть. Отравленные стрелы сразили несколько человек. Остальные бросились бежать. С гиком, прыгая с ветки на ветку, с дерева на дерево, пигмеи понеслись им вдогонку.

Одна минута смятения, и все исчезли.

Пигмейский яд убивает быстро. Громкий вопль ужаса… гигантские воины роняют оружие и стоят с бессмысленно распростертыми руками… несколько секунд… тихий стон… мышцы обмякли, руки повисли, колени подломились… статные фигуры бессильно и мягко сползают вниз, как черные матрасы, нелепо украшенные перьями и шкурами. Трава на месте падения не шевелится — людей уже нет, умирают скованные бессилием тела.

Мы одни на поляне. Пантера и я.

Сильная волей женщина сразу же выдернула стрелу из шеи. Яд перестал действовать, но из глубокой рваной раны ударил и судорожно забился фонтан алой крови. По груди потекла широкая маслянистая струя.

Пантера секунды стояла, широко расставив ноги, зажимая рану обеими руками, она в немой ярости пожирала меня глазами, словно желая прыгнуть мне на горло. Она была еще вся в борьбе, вся в порыве.

— Угуру! — бросила она мне в лицо.

Но секунды летели, и пылающий взгляд померк. Без страха, без сожаления. Она уходила из жизни непокоренная, непобежденная. Великая Черная Мать Африки.

Начали подгибаться колени. Раненая выбросила правую руку в сторону, словно оперлась о воздух… медленно развернула гибкий торс, перепоясанный алой атласной лентой… замерла, и в последней величавой пляске смерти подняла лицо к ласковому и розовому небу… прошептала едва слышно «Угуру» и рухнула в пестрые цветы…