Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

Машину вдруг тряхнуло, что-то застучало под ногами. Мы испуганно выскочили и долго осматривали шины, колеса, вал и коробку передач. Но все обошлось удачно, и после короткого перекура мы покатили дальше.

— Так почему же рабочих не набирают в Верхней Катанге, вблизи от завода?

— Их просто там нет. Верхняя Катанга — по многим причинам малонаселенный край. Потомки тех туземцев, которые здесь жили до нашего прихода, теперь работают на плантациях и полях Союза — фирме надо кормить двадцать тысяч своих черных рабочих и две тысячи белых служащих.

— Гм… Этих потомков тоже подсекли на блесну, де Фосс?

— Еще проще: у них подсекли землю. По существу, она же была ничейная. Хозяин, истощив один участок земли, переходил на другой. По генеральному договору с государством наша монополия получила право на использование десятков миллионов гектаров земли. Ковыряться с мотыгой стало невыгодно, сельскохозяйственным рабочим фирма платит почти как промышленным: те и другие ей одинаково ценны, вернее, кукурузная крупа нужна не менее, чем медь. Они взаимно связаны.

— Однако у французов и португальцев я видел другое: там силой набирают рабочих, и половина из них погибает в пути!

Де Фосс насмешливо свистнул в ответ: он свысока относился к португальцам и французам.

— Э-э, там еще слишком велик человеческий резервуар, и незначительный спрос на людей легко покрывается даже в условиях бессмысленного разбазаривания рабочей силы. Здесь не то. В Катанге потребность в людях велика, и она растет с каждым днем. В начале века наши заводы строились руками местных рабочих, но когда предприятия выросли, люди исчезли — они плохо выносили условия строительства. Поэтому пришлось набрать множество агентов, которые стали рыскать по Нижней Катанге и добывать там рабочих. В те времена контракт заключался с начальником района, а не с рабочими. Дал взятку и получил нужное тебе число голов. Гнали всех, кто попался под руку — старых, больных, лишь бы по количеству выполнить задание. Гнали пешком. Первая половина списывалась в пути, по прибытии в заводские бараки и вследствие полнейшей неустроенности быта выбывала вторая. Огромные деньги летели на воздух, а районы набора отодвигались дальше на север, и людей все же не хватало, и с каждым годом эта нехватка становилась острее. Перестроить систему набора рабочей силы вынудил рост производства. С 1928 года принудительный набор запрещен и заменен личной вербовкой. Скверный хозяин по необходимости стал хорошим. Вот приедем на завод — не то увидите! Раскроете глаза, мой мальчик!

Однажды из-за горизонта на юге показалась черная туча, вязкая и тяжелая, как раз там, куда вело шоссе.

— Наконец-то гроза надвигается! — озабоченно заметил я.

— Надвигается не гроза, а Европа! — не без гордости ответил де Фосс.

Через час солнце потускнело и запахло гарью.

Мы въехали в Катангу — сокровищницу несметных богатств: Колвези с обогатительным заводом и бурыми отвалами медной руды; Жадовилль с электролитными установками и золотым блеском чистой меди; желтый Лубумбаши с серными рудниками и очистительным заводом; Лудуга и Лу-ена, посыпанные угольной пылью; розовые от примеси марганца ручьи в Кисенге; черно-фиолетовые пирамиды урановой руды в Шинколобве, кобальтовой в Руаши и оловянной в Лубуди.

Это — Африка?

Не верится… Вдоль политых мазутом и посыпанных углем железнодорожных путей высятся разноцветные горы руды, блестят аккуратные штабеля металлических болванок, громоздятся небоскребы ящиков, бесконечно тянутся ряды железных бочек. Непрерывно отходят тяжеловесные составы, увозящие из Катанги чистый цинк, кадмий, вольфрам, тантал… С грохотом мчатся поезда — одни к морю с добытыми в Катанге богатствами, другие от моря с новыми, более мощными орудиями труда — тяжело бьется могучий пульс производственной жизни. Катанга никогда не спит, днем и ночью, в три смены работают ее заводы и шахты. Поникшие пальмы, чахлые кусты и хилая трава — все серое и черное от пыли и копоти, как закопченные склады и мастерские, как заводские корпуса и жмущиеся к ним рабочие бараки. Трубы дымят не отдыхая, и едкая сажа повисла в воздухе. В клубах красного, черного и желтого дыма устало плывет серое солнце, подгоняемое пронзительными свистками, грохотом, лязгом и глухим ворчанием машин. Во всех направлениях спешат люди в грязных спецовках, их руки и лица черны, блестят только глаза: ну, да — это Эссен или Льеж, Донбасс или Уэльс! Прокопченные пальмы, опутанные электрическими проводами, не воспринимаются глазом как признак тропиков, а чернолицые рабочие в грязных комбинезонах не кажутся африканцами: они могли бы быть немцами или англичанами, поднявшимися из угольных забоев и не успевшими помыться!

Какое удивительное богатство!

О Верхней Катанге говорить нельзя: ее нужно показать! Лишь художник в силах как следует дать представление об этом чуде! И вдруг я задумался. Это же обычные индустриальные пейзажи, я мог бы сфотографировать такие же в Европе и Америке.