Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

— Мсье Лерон, нити слишком тонки, предательски тонки. Конечно, выход у меня всегда был, видимо, нужно было, чтобы фашист поднял бутылку и, как ключом, открыл ею нужную мне дверь.

Франсуа Лерон приходил к художнику по утрам, когда здесь еще никого не было. Адриенна появлялась позднее и начинала устраивать обед. Эти ранние часы серьезной беседы ван Эгмонту очень нравились. Оба не спеша говорили, часто курили и молча слушали доносившийся из-за стены деловой шум: там помещалась какая-то экспедиция, дробно стучали машинки и звонили два телефон. Издалека, из-за высоких домов, сюда доносился ровный гул Парижа. Скоро еще одно обстоятельство сблизило их — знание русского языка и гордость тем, что оба побывали в России. Они каждый день минут двадцать говорят по-русски — так, для практики, и гордятся этим. Так родилась дружба. После каждой беседы ван Эгмонту казалось, что он сделал шаг вперед или поднялся на одну ступень выше. Он спорил и возражал потому, что в нем говорили два голоса — прежнего и нового ван Эгмонта. Художнику думалось, что он говорит словами старого ван Эгмонта, а товарищ Лерон возражает ему его же словами и мыслями, но от лица уже нового ван Эгмонта. Это были споры с самим собой. В них побеждал новый человек, а старый отступал задом в темноту, шаг за шагом сдавая позиции и, в конце концов, должен был скрыться. Когда? Художнику страстно хотелось крикнуть себе: «Завтра! Нет, сегодня!» — но он помнил о золотых нитях, которые многих влекут назад, он открывал в себе все новые нити и рвал их. Он уже готов был торжествовать победу, но на завтра обнаруживал другие новые нити — такие тонкие, что их едва удавалось разглядеть и едва можно было догадаться, кто тащит их с другого конца. В его душе упорно жил интеллигентный мещанин в романтической шляпе с пером, этот фальшивый красавец не хотел уходить — выгнанный в дверь, он лез обратно в окно.

— Прежде всего, нужно правильно понимать характер эпохи, — говорит тихо и спокойно Франсуа Лерон, усевшись поудобнее на низком стульчике. — Это не праздный и не отвлеченный вопрос. От правильного понимания характера эпохи зависит наше отношение к жизни и наше поведение при столкновении с каждодневными задачами быта. Интеллигентный человек не должен держать глаза закрытыми и не смеет пробираться вперед на ощупь. Это преступно по отношению к себе и другим, это нецелесообразно и, в конце концов, просто смешно.

Ван Эгмонт хотел сделать пренебрежительное замечание, но, услышав слова «преступно» и «смешно», сдержался: он никогда не забывал о погибших по его вине африканских носильщиках, а свои блуждания по темным ходам общественной жизни сам причислил к самым большим своим неудачам. Что может быть хуже чувства презрения к себе? По старой привычке он было хотел отделаться высокомерной шуткой и осекся. Даже инстинктивно подобрал под себя здоровую ногу — вторая неподвижно лежала в гипсе.

— Жизнь усложняется, процесс развития общественного сознания убыстряется, — говорил между тем Франсуа Лерон. — Идеологи капитализма, их пособники из лагеря реформизма и ревизионизма напрягают все силы, чтобы извратить понимание характера нашего времени — это нужно для защиты позиции буржуазии, которая пока еще руководит нашим обществом. Но сам ход развития общества показывает, что скоро настанет время, когда подавляющее большинство населения поймет неспособность буржуазии правильно решать назревающие жизненные проблемы и устранит ее от руководства. В этом — главное. Основной поворот в новейшей истории человечества дан Октябрьской революцией в России: это была социальная революция, в результате нее к власти впервые в мировой истории пришли рабочие и крестьяне. С тех пор события в мире развиваются под знаком ускоряющегося роста мощи Советского государства и все расширяющегося его влияния. Бешеные попытки подавить социальную революцию в России, восстановив мировое господство буржуазии, были отбиты, и все усилия не допустить установления на земле бесклассового общества кончились ничем. Советский Союз фактом существования, индустриализацией государства и коллективизацией деревни глубоко будоражит умы: теперь развитие общественного самосознания ничем не остановить.

Ван Эгмонт молча кивнул головой: он еще плохо понимал все это и сказать ему было нечего. Пока оставалось лишь слушать.

— Но все это лишь начало. Мы приближаемся ко второй мировой войне.

— Немцев с русскими? — поспешно спросил художник, желая хоть чем-то показать свою осведомленность в вопросах мировой политики.

— Фашизма как ударной силы мировой буржуазии и коммунизма как ударной силы трудящихся. Это будет не национальная война, а война двух систем.

— И результат?

— Когда дряхлеющий чемпион нападает на молодого борца, я думаю, что исход будет один: старое уйдет, новое займет его место. Это будет уже следующий поворот в мировой истории, и поворот колоссального значения: социализм выйдет за рамки одной страны, новые страны станут социалистическими, возникнет лагерь социализма.

— Значит, для распространения социализма нужна война?