Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 1

— Прошу разрешения выступить! Имею право, товарищи: у меня такой же билет, как и у вас, и все пассажиры здесь равны.

— Ладно, пущай говорит!

— Давай!

Желтый скелет саркастически покривил губы: — В Норильске, в клубе я читал, что нашему великому вождю народов исполнилось шестьдесят лет, и вся страна торжественно отметила этот юбилей: такой авторитет в вопросах идеологии, как «Правда», объявила, что «Сталин — это Ленин сегодня». Газета печатала бесконечный список поздравлений. Но в список не попало одно поздравление — мое, и я хочу прочитать его сейчас, товарищи.

Он качнулся и едва не повалился на бок, но подперся обеими руками и дрожащим голосом начал:

— Любимому товарищу Сталину к юбилею.

Товарищ Сталин! Вы большой ученый,В марксизме-ленинизме распознавший толк,А я простой советский заключенный,И мне товарищ — только серый волк.

За что сижу — по совести не знаю,Но прокуроры, видимо, правы.И вот сижу я в Туруханском крае,Где при царе бывали в ссылке вы.Сижу я в этом диком крае,Где конвоиры строги и грубы:Я это все, конечно, понимаю,Как обостренье классовой борьбы.То дождь, то снег, то мошкара над нами,А мы в тайге с утра и до утра.

Вы здесь из «Искры» раздували пламя, — Спасибо вам, я греюсь у костра!Я вижу вас, как вы в партийной кепке И в кителе идете на парад;Мы рубим лес — и сталинские щепки,Как раньше, во все стороны летят.Вчера мы хоронили двух марксистов.Мы их не накрывали кумачом, — Один, по мнению суда, был уклонистом,Второй, как оказалось, не при чем.

Живите ж тыщу лет, товарищ Сталин,И как бы трудно не было здесь мне,Когда меня убьют, то больше станет стали На душу населения в стране!

Декламатор опустился спиной в грязь.

Опершись на подпорку нар, урка снисходительно глядел вниз, на Педагога.

— А почему больше? Ты что — жрешь сталь с баландой?

Лежавший долго улыбался ему в ответ и не отвечал. В этой улыбке было все — презрение, насмешка, гадливость.

— Балда, количество стали на душу населения вычисляется по общему количеству населения. Одного человека убьют, значит — среднее количество увеличится.

— А кто тебя убивать будет? Ты сам подохнешь через день-два. Готовься!

Лежавший навзничь Педагог с усилием поднял руку в воздух и длинным пальцем указал на люк над собой.

— Туда улетают не умершие контрики, как ты думаешь, балбес, а убитые. Подохнешь в лагерях ты, но не я. Умереть я мог в постели дома. Остался бы жалким обывателем. А здесь я войду в историю как сталинская щепка! И к этому вполне готов! Не равняй меня с собой! Дошло?

— Ну, завелись наши контрики! — зашумели бытовики. — Уж мы вас знаем: триста человек и все сидите ни за что! Только мы да блатные виноватые! Заткнитесь! Доктор, на сцену!

Я пробрался к лампочке.

— Товарищи, по примеру прошлых вечеров сейчас я вам назову тему и расскажу что-нибудь. А потом мы все попросим любого желающего высказаться по теме, дополнить мой рассказ своим. Это будет наше общее творчество и одно единое коллективное выступление. Согласны? Ну, следите за темой и ее развитием в первом рассказе. Итак, тема нашего сегодняшнего вечера, — я сделал паузу, по примеру

Шимпа выпучил глаза и загробным голосом зловеще возвестил: «Судьба».

Со всех сторон довольный шум:

— Здорово завинтил, доктор! Ну, давай, давай, — раскручивай свою тему!

У трех параш наскоро пропускается очередная порция желающих, у щелей на трапе сменяются насосы, кое-кто жует хлеб или принимает лекарство. Наконец, все опять начинают слушать.

— «Путешествие в Беллинцону или Девушка и камень», — начинаю я. Потом, подражая Шимпу, закрываю глаза — и, странно, вдруг вижу перед собой то, чем была когда-то моя жизнь. Это не воспоминание. Это — или реальность, более действительная, чем мертвый рот с киселем у моих грязных ног, или спасительная мечта и отдых. Не раскрывая глаз, чтобы не спугнуть легкое видение, я продолжаю: