— Пока вы рассказывали, я старалась определить, кто вы? И не смогла. Моряк? Нет, свет падает на ваши руки — это барские руки, вон блестит в запонке бриллиант… Профессиональный кавалер для одиноких дам? Нет, нет: вы слишком независимы и воспитанны для этого… Золотой портсигар с гербом и короной… Скажите, — кто вы?
— Черт с копытами! — отвечаю я со смехом.
Она тоже смеется:
— Может быть, и черт… Но копыт у вас нет!
— Есть!
— Нет!
— А вы посмотрите лучше! — я смело привлекаю ее к себе.
— Есть копыта…
— Нет копыт…
Нащупав в темноте плечи, я обнимаю ее. Натыкаюсь на длинный нос, под ним нахожу зубы.
— Есть!
— Н-н-нет!
Проходит время. Вдруг она громко смеется — счастливо, торжествующе:
— Вы черт с копытами!
Я опять меняю тон и нежно, но серьезно отвечаю:
— Нет. Я — здоровый молодой мужчина, однако вы сделали меня чертом. Сначала тронули своей исповедью. Но я мужчина и, став вашим другом, нашел в вас женщину.
— Вы разбудили ее во мне, милый… Вы помогли мне найти ее в себе!
Она прижалась пылающим лицом к моей руке и долго лежала так. Потом благодарно поцеловала ее.
— За то, что вы в таком жалком существе…
— Довольно, довольно! Не кокетничайте несчастьем — это самый несносный вид кокетства. Вы лишены красивой фигуры, но природа наградила вас приятным голосом («Что это я вру!» — подумал я, улыбаясь в темноте), у вас прекрасные волосы… Чудесные!
— Откуда вы знаете? — Она не без жеманства поправила прическу.
— Я видел силуэт вашей головы. У вас роскошные волосы…
— Д-да, многие находят это, — ответила незнакомка томным, слабым голосом, ставшим теперь похожим на замирающую соловьиную трель.
— Вы дремлете, дорогая?
— Кажется… Такая сладкая усталость!
Вдруг она встрепенулась.
— Знаете ли что, милый? Уходите! Уходите, чтобы ничем случайно не осквернить этот золотой сон! Величайшее мгновение моей жизни. Мое счастье!
Она поцеловала меня в лоб.
— Прощайте! Помните: я вас благословляю, мой такой великолепный, великодушный и щедрый черт с копытами!
В коридоре я посмотрел на часы. Два. Пора. Можно выходить.
Подойдя к зеркалу, тщательно причесался и, взявшись рукой за белый галстук, хотел придать ему небрежно-элегантный вид.
И тут только заметил в зеркале то, что пронзило меня до пят холодным, мертвящим ужасом: высокий в шляпё и коренастый в котелке стояли прямо за моей спиной.
После Урала Медведеву пришла мысль — написать домой письма и бросить их в окно. Сказано — сделано. Я разорвал на узкие ленты очень пестрый носовой платок, написал на папиросных коробках коротенькое извещение о своей судьбе, адрес матери и приписку: «Товарищ! Невинно осужденный просит тебя запечатать это письмо в конверт и послать по прилагаемому адресу!» Я бросил три таких «письма» — днем, когда вагон проходил мимо сторожки, где на скамеечке сидела семья дорожного обходчика, вечером на переезде, где за опущенным шлагбаумом ждал молодой велосипедист, и ночью, — бросил пакет прямо на голову железнодорожнику, который простукивал колеса.
И все три письма дошли! Вот доброе сердце и политическая зрелость советских людей: самая яростная пропаганда лжи и зла не смогла заглушить в советских людях разум и человеческие чувства добра и справедливости. А ведь они рисковали своей собственной свободой и благополучием семей.
Опутанная колючей проволокой, усыпанная солдатами, освещаемая прожекторами, наша тюрьма на колесах тяжело тащится среди привольных сибирских полей и лесов. Но путешествие наше не похоже на развлекательное: день и ночь на каждой остановке солдаты вооружаются огромными деревянными молотами и тщательно, доску за доской, простукивают стены и пол вагонов. Неужели мы смогли бы бежать? Как можно проделать дыру в прочной обшивке? Чем? Грязными пальцами?
На маленьких станциях днем устраивалась кормежка и пересчитывание — процедура нелегкая в такой тесноте. Попутно производился обыск.
Лежа на грязной соломе, я закрываю глаза и слушаю размеренный стук колес, уносящих меня все дальше и дальше на восток, от семьи, в неизвестность. Я еду в ту самую Сибирь, где мне предстоит отбыть двадцать четыре года заключения и ссылки…
Но… Я на боевом посту. В моей груди — залог бессмертия. Я должен оказаться достойным своей судьбы. По-солдатски ей отвечаю: «Служу Советскому народу!»
Большая станция. Их было много и раньше. Но на этот раз нас завозят далеко на запасный путь. Бесконечные часы ожидания. В чем дело? Утро переходит в жаркий день, крыша накаляется, в стоящем на месте вагоне — ад: мы сидим, молча истекаем потом. Это напоминает мне Африку. И я не могу не улыбнуться: неужели и она была? Ложь! Сон! Обман самого себя! Но нет: на мне защитного цвета рубаха, купленная в Туггурте, на границе Сахары. Африка действительно существует, и я не один раз ступал на ее горячую землю!
Ах, как это было давно… Как давно…
И вдруг двери во всех вагонах разом ползут вбок. Солдаты снизу орут: «Выходи! Живо!»
Кругом лай. Псы рвутся на нас с поводков.
Приехали!
Мы в Красноярске!