Пир Джона Сатурналла

Разбудил Бена грохот распахнутой двери. Джош уже встал. Снаружи ярко светило солнце, и над мокрой травой курился пар. Лошади потянулись за погонщиком, осторожно ступая по раскисшему дерну. Хромой мул потащился за ними. Мальчик побрел из амбара шаткой поступью, в накинутом на плечи голубом плаще. Когда Бен вышел, волоча по земле свой тяжелый мешок, Джош оглянулся и проворчал:

— Ладно, можешь положить свою ношу на лошадей. Часть на одну, часть на другую. Ничего с ними не станется.

Удивленный Бен вытащил из мешка скатанное одеяло.

— А ты взамен окажешь мне одну услугу, — добавил Джош.

«Само собой, ведь задаром погонщики ничего не делают», — подумал Бен.

— Какую?

— Этот малый, — Джош указал пальцем, — молчит как рыба.

Джон Сандалл стоял около мула, яростно скребя ногтями голову. Он весь кишел вшами, заметил Джош накануне вечером. Отец Хоул, конечно, написал все ладно и складно, но в усадьбе вряд ли бросятся звонить в колокола по случаю прибытия мальчишки. И мистер Паунси не забьет в ладоши от радости. Лишний едок всегда обуза. Завшивленный лишний едок — тяжкая обуза. А уж завшивленный и немой

лишний едок…

— Развяжи ему язык, — велел Джош. — Заставь говорить, понял?

Бен расправил плечи и почувствовал, как горят рубцы, натертые лямками мешка. Получится ли у них разговор? Он передал Джошу скатанное одеяло и следом — завернутую в промасленную ткань посылку, источающую диковинный запах. Джош уложил вещи на лошадей, а потом, петляя между лужами, направился к щиплющему траву мулу. Мальчик настороженно смотрел на приближающегося мужчину, потирая натертые веревкой запястья. Джош взглянул на худое лицо с запавшими щеками, на тонкие руки под голубым плащом:

— Ты ведь не собираешься сбежать, правда, Джон Сандалл?

Тот едва заметно мотнул головой. «Нечестивая трава, — подумал Бен. — Что же имел в виду священник?»

— Мы направляемся в усадьбу Бакленд, — продолжал Джош. — Знаешь, где она находится? Сэр Уильям даст тебе пристанище.

Мальчик запахнул полы голубого плаща и посмотрел в сторону, откуда они пришли.

— Путь обратно тебе заказан, — негромко проговорил Джош. — Тут уж ничего не изменишь.

* * *

Бога не было здесь вот уже сорок три года. Сухопарый старец в длинном голубом балахоне, согбенный под громадным мешком, он исчез в брызгах сверкающих осколков. Мгновением позже за ним последовал и святой Клодок, провожаемый монотонным псалмом, который распевали громилы в черных плащах, ввалившиеся в церковь с дубинками, камнями, ведрами извести и малярными кистями. С тех пор окна церкви Святого Клодока стояли без витражей.

Это произошло в первую Пасху после начала служения отца Хоула в Баклендском приходе. Сейчас означенный священник, обливаясь потом и пошатываясь, взбирался по скрипучим ступенькам на кафедру и мысленно недоумевал, почему вдруг в самое обычное воскресенье в памяти у него раздался звон бьющихся стекол. Почему сегодня, по прошествии многих лет, в течение которых на троне сменились королева и два короля, а в Каррборо аж шесть епископов, ему вдруг вспомнился день, когда Бог исчез из церкви? Положив ладони на гладкий бортик кафедры, отец Хоул обвел взглядом свою паству, ища ответ в поднятых к нему лицах. Прихожане внимательно смотрели на него с древних скамей.

Впереди сидели самые зажиточные селяне — Клафы, Хакстейблы, Сатоны и представители уважаемой ветви семейства Чаффинг. Скамьи позади них занимали Паркисоны и Фентоны, дальше располагались Друри, другие Чаффинги и Риверетты. На задних скамьях размещались все остальные. Наряженные в свои лучшие платья и чепцы, в самые чистые башмаки, чулки и бриджи, они глядели пристально и дышали ртом, чтобы не обонять слабого запаха гниения из-под ног. Старлинги и Дейры сегодня воротят нос друг от друга, заметил отец Хоул. Том Хоб слегка раскачивается, в его раззявленный рот того и гляди муха залетит. Перед ним, бесстыдно выставив раздутый живот, сидит Мэдди Оддбоун, недавно прогнанная с места служанки. У Джинни Лэмб на скуле свежий синяк, а у Илайджи Хакстейбла налитые кровью глаза краснее носа. На задней скамье в самом углу очень прямо сидит Сюзанна Сандалл. Ее сынишка, обычно тихий и спокойный, безостановочно ерзает на месте. За скамьями стоит церковный староста во всем черном, с копной длинных светлых волос и немигающими голубыми глазами на тяжелом лице.

Вот в чем дело. Вот почему вдруг вспомнились те давние события, сообразил отец Хоул, проглатывая разжеванный листочек мяты. Глаза Тимоти Марпота. В них читается непоколебимая уверенность в своей правоте. Полное отсутствие сомнений. У людей в черных плащах, бивших окна, были такие же глаза.