Пир попрошаек

А что, если он возводит на паиньку-лорда поклеп? Что, если тот просто где-нибудь загулял и думать не думает о каких-то там чародеях? «Тогда мы так ничего и не дождемся», — сказал он себе. «Дождемся», — возразил ему его же собственный внутренний голос. Лайам мысленно усмехнулся. Какое-то из его «я» опять ошибается, но какое?

Время шло. Ему стоило огромных усилий не тормошить Фануила вопросами. Если кто и не знает сомнений, так это дракончик, и никаких ошибок он точно не совершит.

Пришел Бурс с кувшином, чтобы наполнить опустевшие чаши. Вообще-то, опустела лишь чаша Кессиаса, но эдил накрыл ее широкой ладонью и знаком велел слуге удалиться. Когда Бурс скрылся за дверью, в сознание Лайама впрыгнула мысль:

«Лорд Окхэм выходит из гостиницы».

Лайам закрыл глаза и безмолвно возблагодарил небеса.

— Окхэм вышел, — сообщил он остальным. Кессиас привстал, но Лайам покачал головой. — Мы подождем, пока он не доберется до дома.

Кессиас все-таки встал.

— Я хочу послать в «Три лисицы» еще одного человека, и мне все равно нужно проверить, как дела у ночной стражи. Я схожу в казарму и тут же вернусь.

Когда эдил ушел, Лайам мысленно обратился к дракончику:

«Фануил, следуй за лордом. Сообщи, когда он придет домой».

«Хорошо, мастер».

Лайам подумал: «Ну почему я не чей-нибудь фамильяр? Я был бы таким спокойным, таким логичным, таким рассудительным. И начисто лишенным каких-либо эмоций… Наверное, быть фамильяром приятно и очень легко… правда, не при хозяине вроде меня».

Впрочем, он обнаружил, что ожидание перестало его тяготить. Лайам неторопливо поднялся, склонился к камину и протянул руки к огню, едва не задев локтем Грантайре. Она повернулась и посмотрела на него с немым ожиданием.

— Ну что… как дела? — спросил Лайам и засмеялся, но смех получился немного натянутым.

— Как вы собираетесь поступить с этим лордом?

— Отшлепаю его и отправлю в кроватку, — ответил Лайам и засмеялся, на этот раз совершенно искренне. Грантайре тряхнула гривой волос.

— В таком случае ему можно лишь позавидовать.

Лайам рассеянно улыбнулся. Он уже раздумывал о другом. «Нужно ли мне чем-нибудь вооружиться?» Выходило, что нет. Окхэм орудовал ножом. Нож — не такое уж страшное оружие, если быть начеку, а Лайам считать ворон вовсе не собирался. Нищий, скорее всего, просто не ожидал нападения. «Однако если завяжется драка, я ведь могу его и убить».

Эта мысль несколько ошарашила Лайама. Хочется ли ему своими руками наказать того, кто над ним насмеялся? Кажется, нет. Боль первой обиды прошла, задетое самолюбие утихомирилось, и к сложившейся ситуации он стал относиться как к данности. Пусть уж лорда осудят законным путем, а потом и благополучно повесят. Лайам попытался представить, как тело красавца аристократа покачивается под перекладиной виселицы, но попытка не удалась. Да и вряд ли дело закончится виселицей. Окхэм как-никак дворянин, а дворян за убийство воришек и нищих не вздергивают.

Кроме того, всегда трудно сказать, кто виноват, кто прав в стычках со смертельным исходом. Воры вспыльчивы, Шутник был горяч, а нищий… Кто его знает? Мало ли чем он мог пригрозить лорду.

Лайам покачал головой. Как ни крути, на Окхэме повиснет лишь обвинение в краже со взломом, причем у собственной тетушки, и это дельце вполне могут замять. Вряд ли суд решится позорить благородного лорда…

Вернулся Кессиас, впустив в дом облако холодного воздуха. Он сообщил, что отправил в «Три лисицы» еще одного наблюдателя.

— И кстати, Ренфорд… Вас ожидает на улице какая-то пигалица. Грязная, как навозная куча.

Это была Мопса. И действительно, неимоверно грязная. Она стояла возле дома эдила, похлопывая Даймонда по ноге. Лайам присел возле нее, дрожа от холода — он забыл накинуть плащ.

— Что ты здесь делаешь?

— Меня послал к тебе Волк, — произнесла Мопса голосом, полным отчаяния. — И я теперь засветилась!

— Что?! Что ты мелешь?

— Я засветилась! — захныкала маленькая воровка. — Теперь меня знает в лицо сам эдил, а к утру будет знать вся стража!

Лайаму некогда было думать о таких пустяках.

— Чего хочет Оборотень?

— Он хочет знать, что ты выяснил, — всхлипнула Мопса. — Сказал, что доволен тем, как все идет, а еще сказал, что ждет разъяснений. Я просто не понимаю, почему у него так засвербило? Зачем он погнал меня к тебе ночью, а не с утра? Теперь все пропало!

— Мопса, уймись, — перебил ее Лайам. — Ступай к Оборотню и скажи, что я все уже знаю. Что это не нищие, а совсем другой человек и что скоро я доберусь до этого человека. — Мопса все еще всхлипывала, поэтому Лайам схватил ее за плечи и резко встряхнул. — Это очень важно! Передай ему, что нищие тут ни при чем. Запомнила?

— Конечно, чего тут запоминать, — она высвободилась из его рук. — Тебе что, совсем наплевать, что я засветилась? Я теперь не смогу работать в толпе, понимаешь?

Он понимал. Он все понимал. Мопса считает, что ее грязно подставили, и ищет сочувствия.

— Я сожалею. Но с этим теперь ничего не поделать. Срочно передай Волку мои слова.

— Ха!