Пирамида, т.2

По обычаю всех тиранов, пользующихся информацией от подлецов, оба дурно думали о людях. Именно недоверие к аплодирующему населению и честолюбивому чиновному окруженью, где совесть и ум полностью замещались преданностью цезарю, почти одновременно вынудило обоих поручить наиболее значительные посты в государстве мыслительным машинам, к чему понуждало и наметившееся у людей отставание нервных реакций от убыстрившихся ритмов цивилизации, так что регистрация состояний автоматически совмещалась с принятием решений. На памяти одного поколенья железные умы совершили стремительную карьеру от браковщиков на консервных фабриках до министерских кресел. Обладая всем спектром чиновных добродетелей от безусловного подчинения до служебной одержимости, а сверх того хладнокровным оптимизмом при любых акцидентах от всемирного потопа до Страшного суда, они быстро вытеснили своих хозяев из всех областей безмерно усложнившегося управления, да местами и производства, кроме мелких художественно-кустарных мастерских, предоставив им эстрадную самодеятельность, выпиливанье лобзиком и в придачу к спорту общедоступные утехи размноженья. В беседах наедине машины с прелестным грассирующим юмором высшей расы третировали своих двуногих пенсионеров как устарелые, экономически невыгодные реле, последовательной системой воспитания полностью лишенные инициативы, на чем и зиждился всегда человеческий прогресс. В коммунальном обиходе множились повсеместные человекообразные механизмы универсального профиля, за ничтожную жетон-монетку, посредством датчиков на вытяжном шнуре приспособленные ставить медицинский диагноз, пришивать брючные пуговицы, даже утолять духовные запросы в диапазоне: быть или не быть, любить – не любить, также – существует ли загробный мир? В отличие от позавчерашних тружеников металлический персонал обходился без болтовни, забастовок и перекуров и, что в особенности бросалось в глаза, без запоев – кроме календарных, промывочных дней, когда нашему брату рекомендовалось по радио сидеть дома. Ватагами, магнитно сцепившись в обнимку, они с песенным скрежетом слонялись по улицам и, подобно нам, в силу остаточных явлений от своих творцов на психонейронных контурах, навещали встречные забегаловки – пропустить по стопке антикоррозийной смеси, после чего особо охотились пощекотать возвращавшихся от всенощной старушек, черным сканирующим зраком норовя заглянуть к ним в христианское нутро. В остальном же были безответные парни без устали и, благодаря свободной шарнирно-мускульной подвеске инструментария, буквально на все руки – от пианистов до парикмахеров и, прежде всего, неутомимых любовников. Дуне якобы довелось даже побывать на концерте, где хор в несгораемых сюртуках исполнял ораторию в честь Волосюка под управлением благообразного господина с эмалированным лицом наподобие циферблата.