Пирамиды Наполеона

Я прошелся по их тускло освещенным апартаментам в поисках медальона. «Он спрятан на виду». Она имела в виду, что его можно увидеть через окно? Но все окна были прикрыты машрабией. Помимо большой центральной комнаты в гареме имелся целый ряд крошечных открытых или закрытых келий, обстановка которых состояла из неприбранных кроватей, одежных сундуков и стенных вешалок. Казалось, здешние обитательницы живут в странном, вывернутом наизнанку мире приглушенных цветов, сдержанных мыслей и запретных удовольствий.

А где же я сам-то прятал медальон? В ботинке, пушке и ночном горшке. Очевидно, ни одно из этих мест не подходило под определение «на виду». Я склонился, чтобы приподнять покрывало с кровати, но сопровождавшая меня девушка остановила мою руку. Понятно, что они ждали, когда же я замечу подвеску, подтвердив свое право найти ее. И тогда простота моей задачи стала очевидной. Взбодрившись, я окинул комнату более откровенным взглядом. Подразумевалось, что принадлежащая мне вещица спрятана на видном месте. На шее, на столе, на…

Среди украшений.

Если и есть нечто всеобщее в человеческой цивилизации, так это любовь к золоту. Никогда не показывая на улицах свои прелести, эти женщины, однако, с удовольствием увешивали себя драгоценностями, стараясь покрасоваться перед Юсуфом и друг перед другом; все они обожали кольца, бусы, всевозможные ручные и ножные браслеты, серьги, диадемы и поясные цепочки. Туалетный столик скрывался под блестящим каскадом золотых украшений, напоминавших уменьшенную копию сокровищницы в трюме «Ориента». Именно там, среди всего этого великолепия, брошенный, как медяк в таверне, скромно поблескивал мой медальон, прикрытый собственной цепочкой. Бин Садру и Силано, конечно, не удалось найти его здесь, а остальным до него не было никакого дела.

Когда я выудил его из общей кучи, из-за моей неловкости тяжелый браслет с подвесками с громким звоном упал со столика.

Я застыл. Этот звук разбудил старших наложниц. Одна из них, приподняв голову с кровати, вздрогнула при виде меня и вскочила, быстро накидывая уличную паранджу.

Она резко что-то сказала. Девушка раздраженно ответила ей. До меня донеслись лишь шипящие тона разразившейся между ними перебранки. Я начал отступать к окну. Старшая наложница жестом велела мне положить медальон обратно, но вместо этого я надел его на шею и спрятал под рубаху. Похоже, они на это не рассчитывали. Старшая наложница заорала как резаная, и еще несколько женщин принялись стенать и причитать. Тогда из-за двери раздался крик евнуха, а снизу донеслись голоса охранников. Послышался лязг металла. Пора было удирать.

Я бросился к окну, но старшая женщина преградила мне путь, размахивая руками в широких рукавах, точно огромная черная летучая мышь. Я оттолкнул ее в сторону, не обращая внимания на то, что ее острые ногти ощутимо полоснули по моей шее. Она упала, продолжая отчаянно вопить. Тут зазвенел какой-то колокольчик и послышался сигнальный выстрел. Они могли поднять на ноги весь город! Схватившись за раму, я высадил ударом ноги половину деревянной решетки. Ее куски с треском упали на улицу. Я вылез из окна и начал скользить вниз по веревке, а на подходе к земле увидел, что возле открытой задней двери уже собрались слуги, вооруженные дубинками и палками. Сверху, из гарема, тоже доносились мужские голоса. Продолжая спускаться, я почувствовал, что кто-то начал тянуть веревку обратно.

— Прыгай! — заорал Ашраф. — Я поймаю тебя!

Откуда ему знать, какой я тяжелый? Кроме того, я рассчитывал, что нам еще может пригодиться купленная мною сегодня веревка. Выдернув из-за пояса томагавк, я рубанул по веревке над головой. Она оборвалась, и я пролетел последние тридцать футов, приземлившись с глухим стуком на что-то мягкое и вонючее. Под окном стояла уличная тележка, которую подкатил Ашраф, чтобы смягчить мое падение. Соскочив на землю, я перебросил через плечо остатки веревки и приготовился к драке.

Ашраф выстрелил из мушкета, и один из наступавших от задней двери слуг повалился набок. Вооружившись своей винтовкой, я выстрелил во второго мужчину, потом завопил, как индеец, и расколол голову третьего томагавком. Остальные в смятении отступили. Мы с Ашрафом бросились в противоположную сторону, перепрыгнули через низкую ограду и понеслись по извилистым улочкам.

Охранники Юсуфа пустились в погоню, наугад стреляя нам вслед. Я задержался и перезарядил винтовку. Ашраф вытащил свою саблю. Теперь нам оставалось только выбраться из города.

— Эй, да вон же они!

Нам навстречу спешил французский военный патруль. Мы выругались и, развернувшись, побежали обратно. Услышав, что французам приказали стрелять, я схватил Ашрафа и увлек его за собой на землю. Очень вовремя — над нашими головами просвистело несколько пуль. Впереди тоже звучали крики и стоны, подсказавшие нам, что эти выстрелы поразили людей Юсуфа.

Под прикрытием дымовой завесы мы отползли к краю улицы и прижались к стене дома. Теперь вокруг нас завязалась отчаянная перестрелка, сопровождаемая воинственными криками.