Пирамиды Наполеона

Возглавляли штурмовые отряды генералы Клебер и Жак Франсуа Мену. Эти полководцы сражались отчаянно, словно верили в собственную неуязвимость для пуль. Не менее поразительной казалась и самоубийственная храбрость защитников, понимавших, что у них нет никаких шансов на победу. Но Бонапарт, как великий балетмейстер, руководящий постановкой балета, уже разыгрывал новое мысленное сражение с оловянными солдатиками. Его мысли витали где-то далеко. Он взглянул на эту одиноко стоявшую, увенчанную коринфской капителью колонну.

— Великая слава всегда завоевывалась на Востоке, — пробормотал он.

Стрельба арабов начала ослабевать. Достигнув подножия пробитых стен, французы, помогая друг другу, перелезли в город. Одни ворота уже открылись изнутри; другие рухнули под натиском коротких секир и мушкетных прикладов. Над крепостной башней взвился трехцветный флаг, и на улицах города запестрели полковые знамена. Сражение почти завершилось, но вскоре приключился любопытный случай, изменивший всю мою жизнь.

Сопротивление было сумбурным и ожесточенным. Израсходовав весь порох, арабы в отчаянии начали швырять камни. Генерал Мену выдержал шесть ударов камней, но седьмой все-таки лишил его сознания, и солдаты унесли командира с поля боя в таком состоянии, от которого он смог оправиться только через пару дней. Голова Клебера пострадала от скользящего пулевого ранения, но он продолжал носиться повсюду с окровавленной повязкой на лбу. Однако в какой-то момент плотина сопротивления вдруг прорвалась, словно весть о безнадежности положения мгновенно облетела всех египтян, и поток европейцев хлынул в город.

Часть горожан в страхе жалась к стенам домов, раздумывая, каких жестокостей можно ждать от христиан. Часть спряталась в мечетях. Многие покинули город, направившись в восточные или южные края, но большинство из этих людей вернулись через пару дней, осознав, что им не прожить в голой и безводной пустыне, да и вообще некуда податься. Горстка отчаянных защитников забаррикадировалась в сторожевой башне и цитадели, но их стрельба вскоре затихла из-за отсутствия пороха. Репрессии французов оказались быстрыми и суровыми. Все вылилось в несколько массовых кровавых расправ.

Вскоре после полудня Наполеон вошел в город с тем же безразличием к стонам раненых, с каким он воспринимал грохот орудий.

— Легкая перестрелка, едва ли достойная упоминания в сводке новостей, — подбодрил он Мену, склонившись к носилкам, на которых несли побитого камнями генерала. — Хотя для парижской публики надо будет расцветить ее живописными подробностями. Гейдж, передайте вашему приятелю Тальма, чтобы заточил свои перья, — хитро подмигнув мне, сказал он.

После террора Бонапарт, наряду с остальными французскими офицерами, вооружился щитом мрачной иронии. Все они гордились своими закаленными в кровопролитиях, твердокаменными сердцами.

Вид современной Александрии разочаровал нас. Неземное величие Востока никак не вязалось с немощеными улочками, орущими и снующими повсюду голопузыми детьми, овцами и курицами, с засиженными мухами базарами и убийственной жарой. Не все повреждения были результатом последнего штурма; многие кварталы, очевидно, давно лежали в руинах, все вокруг выглядело полупустым, призрачной оболочкой былого великолепия. На набережной стояли даже полузатопленные дома, словно город медленно погружался в море. Но лишь мельком взглянув через разломанные двери на затененные интерьеры прекрасных жилищ, мы осознали существование второго, скрытого, более прохладного и полноцветного мира. Там мы обнаружили бьющие фонтаны, тенистые портики, мавританские резные украшения и легкие волны шелковых и полотняных драпировок, струящихся в потоках сухого южного ветра.

По городу еще разносилось эхо случайных выстрелов, когда Наполеон в сопровождении бдительных адъютантов и солдат направился по главной улице к гавани, где уже высились мачты первых французских кораблей. Проходя по богатому торговому кварталу с добротными каменными особняками и зарешеченными окнами, мы услышали странный писк, несравнимо более пронзительный, чем комариный, и над плечом Бонапарта вдруг разлетелся вдребезги кусок штукатурки. Я невольно вздрогнул, поскольку пуля просвистела прямо у моего носа. Фонтан белой пыли осыпал мундир нашего генерала, и он вдруг застыл по стойке смирно, словно рядовой на войсковом параде. Глянув на другую сторону улицы, мы увидели, как теплый ветер относит пороховой дымок от одного из окон. Меткий стрелок, скрытый в чьей-то спальне, едва не прикончил командующего нашей экспедицией.

— Генерал! С вами все в порядке? — воскликнул полковник.

Ответом ему послужила пара почти одновременных выстрелов, свидетельствующих о наличии у снайпера весьма расторопного помощника для перезарядки мушкетов либо вообще о двух снайперах. Стоявший в паре шагов от Наполеона сержант со стоном опустился на землю, получив пулю в бедро, а взрыв следующего куска штукатурки осыпал сзади голенища генеральских сапог.