Мурад-бей, опять возглавлявший арабское войско, видимо, подумал, что Наполеон намерен бросить свои устрашающие каре вперед, прорвать строй арабов и, разъединив силы мамелюков, добить их по частям. Ничего не смысля в европейской тактике, этот египетский правитель обладал здравым смыслом и решил попытаться сорвать любые замыслы французов, атаковав первым. Мурад-бей вскинул копье, и мамелюкская конница с жуткими завываниями устремилась в атаку. Непобедимые на протяжении многих веков, эти воины-рабы, ставшие правящей кастой, просто не могли поверить, что технические достижения окажутся губительными для их правления. До сих пор мы еще не видели столь массированной атаки, на нас мчалось такое множество лошадей, что я буквально почувствовал, как содрогается под моим зарядным ящиком стоящая на земле тележка с боеприпасами.
Наши пехотинцы были уверены в своих силах, они уже знали, что у мамелюков нет ни боеспособной артиллерии, ни хороших стрелков для прорыва французских каре. И все же вражеское войско приближалось с неукротимостью лавины. Мы все замерли в напряжении. Земля дрожала, взметавшаяся из-под копыт песчаная пыль по грудь окутала мощный поток кавалеристов, их копья, пики и ружейные стволы напоминали колосящееся и волнующееся под ветром пшеничное поле. Стоя на тележке и наблюдая за их приближением поверх голов наших защитников, я проникся каким-то безрассудным и отчаянным воодушевлением, и хотя, судя по взглядам, Астиза и Тальма явно полагали, что у меня помутился рассудок, я здраво рассудил, что у мамелюкских стрелков практически нет шансов попасть в меня. Продолжая следить за реющими вражескими знаменами, я поднял к плечу винтовку.
Они подступали все ближе, все громче становился топот копыт, и по сравнению с пронзительными завываниями мамелюков военные кличи французов казались просто шепотом. Открытое пространство между нами стремительно сокращалось. Мы что, вовсе не собираемся стрелять? Клянусь, я уже с изумлением различил горящие глаза наших врагов, их оскаленные зубы, вздувшиеся на руках вены, и тогда терпение мое иссякло. Практически бессознательно я нажал на курок, винтовка ударила меня в плечо, а один из турецких всадников откинулся назад и исчез под копытами несущегося табуна.
Мой выстрел прозвучал как сигнал к началу обстрела. По команде Дезе первый ряд французов привычно полыхнул огневым залпом. Оглушенный на мгновение, я увидел, как развалилась сломанная волна атакующей кавалерии, рухнули на землю раненые и убитые, и упавшие лошади с отчаянным ржанием молотили копытами. Нас окутало дымное облако. Ружейные залпы очередных рядов пехоты уже следовали один за другим. Где-то в стороне грохотали пушки, со свистом кося противника крупной картечью. На врагов обрушился настоящий штормовой вал свинца и железа. Даже избежавшие огневых ранений мамелюки вылетали из седел, сталкиваясь со своими же соратниками. Яростная атака окончательно захлебнулась всего в нескольких ярдах от первого ряда французских штыков. Часть всадников упала так близко, что до них долетели горящие пыжи европейских ружей. И огоньки пламени сразу заиграли на одеждах мертвых и раненых. Перезарядив винтовку, я вновь выстрелил, уже почти наугад. Нас окутывал плотный дым.
Волна уцелевших мамелюков откатилась назад, чтобы перестроиться, а солдаты Наполеона тем временем с отработанной до автоматизма сноровкой быстро перезарядили ружья. Нескольких французов, пострадавших от вражеских выстрелов, оттащили в центр нашего квадрата, солдаты вяло передвигались, сплачивая ряды, а сержанты орали на слабаков, призывая их вспомнить о воинском долге. Каре, восстановившее исходный боевой порядок, напоминало неуязвимое мифологическое чудище, способное мгновенно отращивать новые щупальца взамен утраченных.
Мамелюки начали вторую атаку. Теперь они слегка изменили общее направление удара, и некоторым всадникам удалось подобраться совсем близко, но даже они не смогли прорвать штыковую изгородь, а лошади порой просто сбрасывали своих орущих седоков. Под свинцовым дождем тонкие шелковые и льняные одежды арабов обагрились кровью, на сей раз по скачущим мимо мамелюкам стреляли два фланговых каре. И вновь кавалерия в смятении отступила. Видимо, мамелюков начало охватывать отчаяние. Кое-кто попытался стрелять в нас издалека из мушкетов и пистолетов, но их единичные и предельно неточные выстрелы не смогли нанести серьезного урона рядам французов, хотя несколько пехотинцев со стонами и криками упали на землю. Но после очередного залпа европейцев эти противники тоже будут выбиты из седел. Вскоре нас уже окружала широкая полоса мертвых и смертельно раненных врагов, принадлежавших в основном к египетской военной аристократии. В предыдущих сражениях этого было достаточно для прекращения убийственного огня.